Инструментарий человечества - [202]

Она ликующе улыбнулась мне. Ее коренастая, пышная фигура твердо и радостно противостояла ветру. Она вновь стала пухлой, милой Менеримой, которую я встречал в нашем квартале, когда мы оба были детьми. И не только ею. Она была моей вновь обретенной любовью в нашем вновь обретенном мире. Моей мадемуазелью с Мартиники. Послание было глупым. Судя по пищевой дверце, машина не работала.

– Здесь нет ни еды, ни воды, – сказал я. Вообще-то у перил была лужица, но ветер согнал воду к человеческим структурным элементам, разбросанным по земле, и мне не хватало смелости пить ее.

Вирджиния была так счастлива, что, несмотря на раненую руку и отсутствие воды и пищи, шагала энергично и весело.

Двадцать одна минута, подумал я. Прошло около шести часов. Если мы останемся здесь, то столкнемся с неведомыми опасностями.

Мы быстро двинулись вниз по Бульвару Альфа-Ральфа. Мы посетили Абба-динго и остались «в живых». Я не считал себя «мертвым», но эти слова так долго не имели никакого смысла, что думать их было трудно.

Пандус шел вниз под крутым углом, и мы скакали, точно лошади. Ветер с невероятной силой дул нам в лицо. Это был всего лишь ветер, но слово «труба» я нашел, только когда все закончилось.

Мы не видели башню целиком, лишь стену, к которой нас подвела древняя дорога. Остальные части башни были скрыты облаками, которые трепетали, подобно рваным тряпкам, огибая твердый материал.

Небо было красным с одной стороны и грязно-желтым с другой.

На нас начали падать крупные капли воды.

– Погодные машины сломались! – крикнул я Вирджинии.

Та крикнула что-то в ответ, но ветер унес ее слова. Я повторил фразу про погодные машины. Вирджиния кивнула, тепло и радостно, хотя ветер хлестал ее волосами по лицу, а струи воды пятнали огненно-золотистое платье. Это не имело значения. Она крепко держала меня за руку. Ее счастливое лицо улыбалось мне, пока мы неслись вниз, сопротивляясь уклону пандуса. Ее карие глаза были полны уверенности и жизни. Она увидела, что я смотрю на нее, и поцеловала меня в плечо, не сбившись с шага. Она навсегда была моей девушкой – и знала это.

Вода-сверху, которая, как я позже узнал, была настоящим «дождем», усилилась. Внезапно к ней присоединились птицы. Крупная птица, с силой махая крыльями в ревущем воздухе, повисла перед моим лицом, хотя ее скорость относительно воздушного потока составляла много лиг в час. Она каркнула мне в лицо, и ее унесло ветром. Однако в меня тут же врезалась другая птица. Я посмотрел на нее, но ее тоже подхватил бешеный воздушный поток. Я уловил лишь телепатическое эхо яркого, пустого разума: Нет-нет-нет-нет!

Что теперь? – подумал я. С птичьим советом много не сделаешь.

Вирджиния стиснула мою руку и остановилась.

Я тоже остановился.

Прямо перед нами был разбитый край Бульвара Альфа-Ральфа. Уродливые желтые облака плыли сквозь пролом, будто ядовитые рыбы, спешившие по неведомому делу.

Вирджиния кричала.

Я ее не слышал и наклонился к ней так, что ее губы почти касались моего уха.

– Где Махт? – крикнула она.

Я осторожно подвел ее к левой стороне дороги, где ограждение немного защищало нас от несущегося воздуха, смешанного с водой. Мы оба почти ничего не видели. Я заставил Вирджинию опуститься на колени и сам встал рядом с ней. Вода колотила нас по спинам. Свет стал грязно-бурым.

Видеть мы могли, но видно было немного.

Я хотел остаться под прикрытием ограждения, но Вирджиния толкнула меня локтем. Она желала, чтобы мы что-нибудь сделали с Махтом. Что именно мы могли сделать, я не имел ни малейшего представления. Если он нашел убежище, ему ничего не грозило, но если он снаружи, на этих тросах, яростный напор воздуха скоро столкнет его вниз, и Максимилиана Махта не станет. Он будет «мертв», и его внутренние части будут выцветать где-то на открытой местности.

Вирджиния настаивала.

Мы подобрались к краю.

Подобно пуле, птица метнулась мне в лицо. Я отпрянул. Она коснулась меня крылом. Мою щеку словно обожгло. Я не знал, что перья такие твердые. Должно быть, у всех птиц поврежден мыслительный механизм, раз они нападают на людей на Альфа-Ральфа. Это неподобающее отношение к настоящим людям.

Наконец мы на животах подползли к краю. Я попытался впиться ногтями левой руки в похожий на камень материал ограждения, но он был ровным и держаться было не за что, кроме декоративных канавок. Правой рукой я обхватил Вирджинию. Ползти в такой позе было очень больно, поскольку мое тело до сих пор не оправилось от удара о край дороги на пути вверх. Я помедлил, и Вирджиния вырвалась вперед.

Мы ничего не увидели.

Нас окружал полумрак.

Ветер и вода обрушивались на нас, словно кулаки.

Платье Вирджинии тянуло ее, словно собака хозяйку. Я хотел увести ее под защиту перил, где мы сможем переждать воздушное возмущение.

Внезапно все вокруг залил свет. Это было дикое электричество, которое древние называли молнией. Позже я узнал, что оно часто встречается в областях за пределами радиуса действия погодных машин. Быстрый, яркий свет озарил белое лицо, таращившееся на нас. Он висел на тросах под нами. Его рот был распахнут – видимо, он кричал. Я никогда не узнаю, выражало ли его лицо «страх» или величайшее счастье. Оно было крайне возбужденным. Свет погас, и мне почудилось эхо крика. Я телепатически потянулся к его разуму, но ничего не нашел. Лишь какая-то упрямая, глупая птица отправила мне: