Инструментарий человечества - [199]
– Она работает! – воскликнула Вирджиния. – Он так говорит. Работает! Он говорит правду. О, Пол, идем дальше!
– Ладно, – согласился я, – мы пойдем.
Я помог ему подняться. Он выглядел смущенным, как человек, проявивший нечто, чего стыдится.
Мы зашагали по неразрушимому бульвару. Идти было удобно.
На дне моего сознания билась мысль маленькой невидимой птички или зверька: добрыйчеловек добрыйчеловек убей его возьми воду возьми воду…
Я не прислушался к ней, шагая со своими спутниками вперед. Вирджиния шла посередине. Я не прислушался.
Зря я этого не сделал.
Мы шли долго.
Это занятие было новым для нас. Было нечто возбуждающее в осознании того, что нас никто не охраняет, что воздух выпущен на свободу и перемещается без помощи погодных машин. Мы видели много птиц, и, мысленно прикоснувшись к ним, я понял, что разумы у них всполошенные и тусклые; это были настоящие птицы, каких я никогда прежде не видел. Вирджиния спрашивала у меня, как они называются, и я самым возмутительным образом называл ей подряд все названия птиц, что мы выучили на французском, понятия не имея, соответствуют они действительности или нет.
Максимилиан Махт тоже повеселел и даже спел нам песню, весьма фальшиво, про то, что мы пойдем верхним путем, а он пойдет нижним, но все равно прибудет в Шотландию раньше нас. В ней не было смысла, но мелодия оказалась приятной. Когда он уходил чуть вперед, я сочинял вариации на тему «Макубы» и нашептывал их в милое ушко Вирджинии:
Мы наслаждались приключением и свободой, пока не проголодались. Тогда-то и начались проблемы.
Вирджиния подошла к фонарному столбу, легонько стукнула по нему кулаком и сказала:
– Накорми меня.
Столбу следовало раскрыться и обеспечить нас обедом либо сообщить, где в пределах нескольких сотен ярдов можно достать пищу. Но он не сделал ни того, ни другого. Он ничего не сделал. Должно быть, он сломался.
После этого мы начали играть в игру под названием стукни-каждый-попавшийся-столб.
Бульвар Альфа-Ральфа поднялся на полкилометра над сельской местностью. Дикие птицы пролетали под нами. На мостовой стало меньше пыли и участков почвы с сорняками. Огромная дорога, под которой не было опор, вилась, подобно ленте, к облакам.
Мы устали колотить по столбам и не нашли ни воды, ни пищи.
Вирджиния начала капризничать.
– Нет смысла возвращаться назад. А в другую сторону до еды еще дальше. Жаль, что ты ничего с собой не захватил.
Как я мог догадаться взять с собой еду? Кто берет с собой еду? Зачем, если она повсюду? Моя милая вела себя нелогично, но она была моей милой, и я любил ее еще сильнее за милые несовершенства характера.
Махт по-прежнему стучал по столбам, отчасти ради того, чтобы не вмешиваться в нашу ссору, и добился неожиданного результата.
Вот он наклоняется вперед, чтобы наградить большой фонарный столб привычным крепким, но сдержанным ударом, – а вот визжит, как собака, и стремительно скользит вверх. Он что-то крикнул, прежде чем скрыться в облаках, но я не смог разобрать слов.
Вирджиния посмотрела на меня.
– Ты хочешь вернуться? Махта больше нет. Мы можем сказать, что я устала.
– Ты серьезно?
– Конечно, милый.
Я рассмеялся, немного сердито. Она настаивала, что мы должны пойти, – а теперь готова повернуть назад и сдаться, лишь ради того, чтобы меня порадовать.
– Ничего, – сказал я, – осталось недалеко. Идем дальше.
– Пол… – Она подошла поближе ко мне. В ее карих глазах сквозила тревога, словно она пыталась заглянуть в мое сознание. Хочешь, будем говорить так? – подумал я.
– Нет, – ответила она по-французски. – Я хочу произносить по одной вещи за раз. Пол, я действительно хочу отправиться к Абба-динго. Мне нужно туда отправиться. Это величайшая нужда в моей жизни. Но в то же время я не хочу идти. Там что-то не так. Я бы предпочла быть с тобой на неправильных условиях, чем быть без тебя. Что-то может случиться.
– Ты обзавелась этим «страхом», о котором говорил Махт? – раздраженно спросил я.
– Нет, Пол, вовсе нет. Это чувство ничуть не возбуждает. Оно напоминает поломку в машине…
– Слушай! – перебил я.
Откуда-то издалека, из облаков, донесся звук, напоминавший вой животного. В нем были слова. Наверное, это был Махт. Мне показалось, что я услышал «будьте осторожны». Я попробовал мысленно найти его, но расстояние принялось петлять, и у меня закружилась голова.
– Идем, дорогая, – сказал я.
– Да, Пол, – ответила она, и в ее голосе слышалась непостижимая смесь счастья, смирения и отчаяния…
Прежде чем тронуться в путь, я внимательно посмотрел на нее. Она была моей девушкой. Небо пожелтело, но огни еще не зажглись. В ярко-желтом свете ее каштановые кудри казались золотистыми, карие радужки глаз – почти черными, а юное, обреченное лицо – более выразительным, чем любое человеческое лицо, что я когда-либо видел.
– Ты моя, – сказал я.
– Да, Пол, – ответила она и ослепительно улыбнулась. – Это сказал ты! Что вдвойне приятно.
Птица на перилах внимательно посмотрела на нас и улетела. Быть может, она не одобряла человеческую ерунду и потому ринулась вниз, в темноту. Я видел, как далеко под нами она раскинула крылья и медленно поплыла в воздухе.
