Инструктор спецназа ГРУ - [26]

— Что правда, то правда, — вздохнул Мещеряков. — Тяжело без тебя, Илларион» — признался вдруг он. — На полигоне бардак, и вообще… Может, вернешься? Тем более, будешь под моим присмотром, да и ребята, в случае чего, в обиду не дадут.

— Ты что же, друг Андрюша, «крышу» мне предлагаешь? Нет уж, спасибо. Да и протекает твоя «крыша».

Глядя на загрустившего Мещерякова, Илларион вдруг дурашливо подмигнул и, имитируя голос деревенской дурочки, тоненько пропищал:

— Нэ журыться, дядьку, нэ журыться, любы. Пидэмо до хмызу — поцилую в губы.

— Сам сочинил? — вяло поинтересовался Мещеряков.

— Так точно.

— Оно и чувствуется. Только вот «в губы» — это как-то сомнительно получилось. И потом, с каких это пор ты у нас хохлом заделался?

— А я, как ты знаешь, воин-интернационалист.

— Да, — медленно произнес Мещеряков. — А помнишь Кабул?

— Помню, — ответил Илларион, решив про себя, что полковник, должно быть, перед встречей все-таки основательно проинспектировал нелегальное содержимое своего сейфа.

Но тот вдруг сел очень прямо и, низко наклонившись над столиком, тихо и раздельно сказал:

— Так вот, капитан, это тебе не Кабул. Сглотнут и косточек не выплюнут, понял?

— Понял, — сказал Илларион, но Мещеряков уже одним движением, как лекарство, выплеснул в рот коньяк и, бросив на скатерть мятую бумажку, поднялся из-за стола.

— Будет нужда — звони, — сказал он. — Чем смогу, помогу.

— Подожди, Андрей, — окликнул его Забродов. — А как твое расследование?

— Пока ничего нового. Извини, брат, спешу. Потом как-нибудь обсудим. Я твою помощь ценю.

— Я твою тоже. Спасибо тебе, полковник.

— Не за что, капитан. Смотри в оба.

Мещеряков вышел, а Илларион Забродов еще долго сидел за угловым столиком, задумчиво глядя, как за темными стеклами падает на Москву кажущийся серебряным в свете фонарей дождь.

Илларион Забродов уже вернулся со своей ежедневной пробежки, неизменно сопровождавшейся физическими упражнениями и боем с тенью у расположенного в ближнем скверике фонтана, принял душ и только-только сел за стол с намерением плотно позавтракать, как в замке входной двери провернулся ключ.

Забродова словно ветром сдуло с кухонного табурета и, только прижавшись спиной к выступу стены, отделявшей прихожую от кухни, он сообразил, что сегодня пятница и это, скорее всего, пришла пожилая женщина из соседнего подъезда, которая раз в неделю за небольшую плату наводила порядок в его логове.

Его догадка подтвердилась немедленно.

Как всегда, когда не была уверена, дома ли хозяин, Вера Гавриловна постучала в открытую дверь и с порога спросила:

— Есть кто дома, или нет никого? Принимайте гостей!

Забродов расслабился, только сейчас заметив, что инстинктивно принял боевую стойку. Хорош бы он был, заломав пришедшую помочь с уборкой старуху прямо на пороге собственной кухни! Вера Гавриловна — женщина хорошая, но весьма и весьма разговорчивая и в подругах числит целый квартал — это не считая просто хороших знакомых, которых у нее чуть ли не пол-Москвы. Словечко обронит, и уже пошла гулять по городу страшная легенда о сексуальном маньяке с Малой Грузинской. Потом хоть из дома не выходи, честное слово.

— Я здесь, Вера Гавриловна, — откликнулся он, выходя из кухни. — Как раз завтракать сажусь. Не составите компанию одинокому мужчине с обилием вредных привычек?

— Спасибо, я только что из-за стола. Вы пока завтракайте, а я в комнате приберусь.

— Напугали вы меня, Вера Гавриловна.

— Ну да? — не поверила та. — Это как же меня угораздило?

— Забыл, что сегодня пятница, думал — воры лезут.

— Ишь ты, — поразилась старуха. — Ну, вам ли воров бояться! Слыхали мы, как вы с ворами управляетесь, соседка ваша рассказывала. А ведь это Катькин пацан накаркал, глаза его бесстыжие!

— Что накаркал, Вера Гавриловна?

— Да вот, что вы меня за вора-то приняли. Ведь что вышло-то, — говорила она, успевая в то же время ловко передвигать мебель, беспощадно искореняя малейший намек на пыль. — Приехала ко мне вчера племянница. Она в Черемушках живет, сынишка у ней, а мужа нету. У вас, у молодых, нынче мода такая — без мужиков рожать, от одной сырости.

— Я не рожал, — серьезно сказал Илларион, — честное слово, ни разу.

— Ну и зря, — без всякой логики сказала вдруг Вера Гавриловна. — Такой мужик пропадает! Эх, будь я помоложе!

— Вы и сейчас очень даже ничего, — сказал Илларион. — Так бы и откусил кусочек.

— Вы вон лучше яичницу свою кусайте, — посоветовала старуха, — а то совсем простынет. Стара я уже с молодыми забавляться — не ровен час, рассыплюсь. Да я и в молодости не больно-то любила, чтобы кусались — очень я щекотки боюсь.

Она постояла немного, видимо, что-то такое припомнив, спохватилась, махнула в сторону Иллариона тряпкой и продолжала прерванный рассказ.

— В общем, оставила она мне постреленка этого, Вовку, значит, своего, а сама куда-то ускакала — известно, дело молодое. Вот он меня, паршивец, и спрашивает: ты, говорит, баба, где работаешь? Известно где, говорю, по квартирам хожу, прибираться помогаю, кому недосуг. А, говорит, бабуля, так ты домушница! Илларион расхохотался.

— Вера Гавриловна, — воскликнул он, — вы-то откуда знаете, кто такие домушники?