Институт - [19]

Знаменский чувствовал, что вокруг него творится нечто непонятное и явно плохое, но понять толком ничего не мог. Босс и Директор его не принимали, ссылаясь на срочные дела именно в связи с надвигавшимся общим собранием Академии, а члены отделения, только что бывшие чуть что ни лучшими друзьями, начинали от него шарахаться, ничего при этом не объясняя. Тем не менее, он с радостным лицом терся в коридорах здания, где заседали отделения, и ждал объявления результатов голосования. Те, кто видел его лицо, когда было официально сообщено, что профессор Знаменский получил на два голоса меньше, чем было необходимо для избрания, говорили потом, что лучше бы они этого зрелища не видели никогда. Добрых пять избыточных голосов превратились в два недостающих самым мистическим образом! Впрочем, скорбь Борика компенсировалась неприкрытым восторгом все отдавшего для победы и в итоге победившего человека на лице Директора. Знаменский, севший, как говорится, в ящик по самый хрящик, кинулся выяснять, что произошло.

VI

После выборов выяснить, что именно случилось, оказалось куда проще, чем до выборов, так что уже через пару дней Борик располагал информацией, достаточной, чтобы понять, что Директор провел против него исключительно силы кампанию. И, можно сказать, прямо из рук выхватил заветное звание членкора. Совершенно обезумевший от всего произошедшего Знаменский оказался даже неспособным связать активность Директора и результаты голосования со своим разговором у Босса и отнес все это исключительно на счет директорской неблагодарности, зависти и интриганства. Поскольку итоги выборов изменить было нельзя, и поезд, как говорится, был уже ушедши, то он, совершенно оторвавшись от реальности, решил хотя бы поквитаться с Директором. Начал он, ни много ни мало, с пространной жалобы в партком Центра, текст которой уже на следующей день известен был каждому желающему полюбопытствовать.

Поверить в это трудно, особенно, учитывая общий склад характера и установившийся образ действий Знаменского, но, по-видимому, в результате такого невероятного фиаско - и неважно даже, что полная фетяска эта случилась исключительно по собственной его пакостной суетливости, которую он на тот момент как бы вычеркнул из сознания, приписав все свои беды выстроившемуся в его заколебавшемся сознании образу врага и ненавистника, то есть Директора - у него пропала способность даже в малейшей степени критически оценивать собственные действия. Но, как бы то ни было, в своем заявлении он написал буквально слелуюшее - дескать, он, Борис Глебович Знаменский, все годы своего пребывания в Институте верой и правдой служил трем богам - родной Коммунистической партии, великой Советской науке и лично выдуюшемуся ученому и организатору Генеральному Директору. Ничего удивительного, что, видя его старание, преданность, скромность и немалые успехи, лично Генеральный не просто пообещал ему поддержку, но прямо таки гарантировал поступление в членкоры со всеми вытекающими отсюда последствиями, и такая перспектива вызвала практически всеобщую поддержку членов Отделения, которые твердо обещали ему свои голоса. И вот на фоне такого, можно сказать, исторического для всего Центра решения, Директор всего лишь Института бросил наглый вызов воле Генерального, а, стало быть, и всей партийной линии, и путем низких интриг и грязных сплетен сумел повлиять на некоторых членов Отделения, в результате чего необходимых для избрания голосов он, Знаменский, не добрал. А посему требует партком принять самые строгие меры к предателю, отступнику и ренегату. Вплоть, извините, до исключения из партии и снятия с поста. Если же мер принято не будет, то он обратится непосредственно в отдел науки ЦК КПСС. В том, что там его поймут правильно, он не сомневается, но как тогда будет выглядеть Центр?

В парткоме, естественно, полностью охренели как от полной бредовости всей ситуации, так и от полного отсустствия информации о том, что же происходило в действительности. Секретарь отправился к Боссу. Тот прочел заявление и вызвал к себе Знаменского и Директора. О чем они говорили в начальственном кабинете, так и осталось тайной за семью печатями, поскольку на этот раз голос никто не повышал, и секретарше не удалось расслышать ни слова. Но, как бы то ни было, Директор и Знаменский вышли от Босса с лицами исключительно серьезными, после чего Директор отправился в свой кабинет, а Знаменский двинулся прямым ходом в партком, где его уже ждал вызванный звонком боссовской секретарши дежурный. Там он потребовал назад свое заявление, оставив взамен записку, из которой следовало, что забираемое заявление было написано в результате неадекватного восприятия событий, вызванного переутомлением, а посему он просит считать его недействительным, и никаких претензий у него ни к кому нет, за исключением чуства огромной благодарности, что судьба дала ему возможность работать под началом таких замечательных ученых и коммунистов как Босс и Директор. Вслед за этим Знаменский на две недели забюллетенил.

Когда он снова появился в Институте, то оказался по каким-то делам и в приемной Директора, где целая группа вечно толокшихся там сотрудников могла наблюдать показательную сиену. Выглянувший на секунду из-за своей двери Директор заметил Борика, вышел в приемную, подошел к побледневшему Знаменскому, дружески положил ему руку на плечо и совершенно отеческим тоном сказал: