Институт - [11]

- Мужики, - пророчествовал Петя - гадом буду, если не Борику быть у нас в Институте партбоссом! Для того и выписали в Москву на повышение, чтобы верно служил. Ясно было, что именно так события и будут развиваться. Ведь и Директор и Генеральный люди тертые и предсказывают на пять ходов вперед. А что он говно такое, так и это в план входит - именно его руками будут нам все положенные перекрывания кислорода и другие пакости делать, а ему еще и в радость будет... Помяните мое слово!

Гадом Пете стать не пришлось, поскольку все развивалось точно по предсказанному им сценарию. Для начала Директор на паре Ученых Советов посетовал на то, что в Институте мало коммунистов, а посему в смысле партийном он, Институт, как бы даже и не самостоятелен, а подчиняется партбюро центра, в котором заправляют чистые прикладники и вообще технический и даже вспомогательный персонал, а где им понять проблемы высокой науки, если даже характеристики на загранкомандировки они каждый раз с таким скрипом подписывают, что любое сотрудничество под удар поставить могут, чего уж там о долгосрочном планировании исследований с ними говорить!

Трудно, конечно, было сказать, сколько на самом леле было правды в сетованиях Директора. Скорее всего, все необходимые характеристики там подписывали без звука, понимая, что раз Директор кого-то к выезду рекомендует, то значит с Генеральным это дело полностью согласовано, так чего зря вопросы задавать - себе на голову. Но на всякий случай аудитория насторожилась. А вот заведи мы собственное партбюро, продолжал разъяснительную работу Директор, так сами все бы и подписывали. Одна беда - не хватает в Институте партийной прослойки, чтобы собственную организацию создать, а откуда без организации партбюро? А вот если нанять, хотя бы и техперсонала, но чтобы с нужным членством, так всего-то надо к уже имеющимся в Институте особо сознательным человек пять добавить - и дело в шляпе, то есть сразу сами себе хозяева. Поскольку присутствующие научники поняли из слов Директора, что их никто силком загонять в ряды КПСС не будет, тем более, что интеллигенцию в рабоче-крестьянских райкомах вообще не слишком жаловали, справедливо подозревая в ней элемент ненадежный и разрушительный, то против идеи Директора обзавестись партячейкой за чей-то другой счет возражать и не стали, а, более того, пообещали при всех новых наймах техперсонала или обслуги обращать особое внимание на графу "партийность", чтобы, не дай Бог, ненароком не упустить нужных людей.

Короче говоря, все шло по плану, и уже через пару месяцев в Институте было ровно столько коммунистов, сколько требовалось для официального создания собственной парторганизации и, соответственно, институтского партбюро. На первом же организационном собрании, как и предсказывал мудрый Петя, Директор лично предложил в секретари Знаменского. Поскольку всем было решительно наплевать, то его, естественно, и выбрали. Дальнейшее тоже за рамки стандартных ситуаций не выходило. Дело заключалось в том, что Директор в разумной поначалу погоне за научным потенциалом азартно перешел границы разумного и набрал много людей действительно толковых и работящих, а потому и достаточно независимых. Тем более, что некоторые из них происходили из Университета или из институтов Академии Наук, где общая атмосфера была посвободнее, да и неортодоксальность мнений до некоторой степени даже поощрялась, и свои дурные, на взгляд Директора, привычки упорно сохраняли и в стенах вверенного ему Института. Руководить или, точнее, управлять ими посредством крика и хамства было, конечно, можно, но не очень легко и даже не очень желательно, поскольку Директору хотелось по многим соображениям носить репутацию либерала и, наоборот, вовсе не хотелось, чтобы информация о его методах руководства через сохранившиеся у его нынешних сотрудников связи попала в круг высшего академического начальства и повредила его многочисленным связанным с этим начальством планам. Так что, скажем, даже сорвать защиту или похерить загранкомандировку какому-нибудь зарвавшемуся умнику большого труда, конечно, не составляло, но последствия могло вызвать нежелательные. Вот тут-то и пригодилось вновь созданное институтское партбюро и, главное, его секретарь Борис Глебович Знаменский. Именно на него переложил Директор приятную, но хлопотную обязанность делать пакости людям, чем-то там Директору не угодившим. Именно Борик мог от имени партбюро отказаться подписать выездную характеристику, мотивируя это недостаточной политической зрелостью индивида, или на том же основании и от того же имени порекомендовать Ученому Совету повременить с защитой чьей-то диссертации, или даже отказаться завизировать ходатайство о предоставлении жилплощади в связи с малой активностью соискателя жилья на ленинских субботниках. Естественно, что никогда это не было его личным мнением или несанкционированной инициативой - все инструкции предварительно получались от Директора, в кабинете которого он теперь проводил долгие часы. А у Директора появилась заботливо выпестованная им самим возможность с одной стороны немеряно гадить тем, нагадить кому он считал нужным, а с другой стороны - наряду с этим еще и выражать жертве сочувствие и даже готовность помочь, если бы что-то можно было поделать с мнением такой важной и, заметьте, независимой инстанции как партбюро. Некоторые из молодых или чрезмерно наивных - кого только не водилось в те времена в институтских коридорах! - вполне ему верили и отчасти даже способствовали возникновению легенды о добром и справедливом Директоре, которому подлый секретарь партбюро мешает быть добряком и демократом. А Знаменский, естественно, был горд доверием, гадил людям не за страх, а за совесть и, впридачу, получал от всего этого немалое удовольствие. Тем более, что с его превращением в фигуру политическую интересоваться наукой, которая, якобы, делаласъ у него в лаборатории, стало практически дурным тоном. В общем, идиллия!