Инспекция - [5]

— Там открыто, заходите, — крикнул диспетчер, но голос повторил ещё более властно:

— Я говорю: спуститесь!

— Иду! — крикнул диспетчер, понимая, что так требовать может только очень высокое начальство, и смутно ощущая, что этот голос очень хорошо ему знаком, так же как ощущение полного раболепия.

— Почему души в вестибюле ожидают? Сколько вам надо времени, чтобы их оформить?

— Виноват, не успеваю. Много новых поступлений!

— Не больше, чем обычно.

— Да, виноват! Я хотел сказать, что ясности мало.

— Не меньше, чем всегда.

— Да, виноват, я имел в виду, что сложная пора сейчас.

— Не сложнее, чем обычно.

— Конечно! Да. И всё будет сделано!

— Подождите. Вызовите мне сюда Главного.

— Он сейчас в седьмом круге.

— Тогда проводите меня к нему.

— Пардон, нельзя-с. То есть я вызову его сейчас! Да, вызову! По сотовой. И он вас проводит, если… Проводит, конечно. Сам.

— Хорошо. И чтобы через час все были зарегистрированы и размещены.

— Да, конечно, через час! Срочно. Бегу. Да!

— Погодите-ка… Давайте я к вам всё-таки поднимусь.

— Сейчас, сейчас! Да. Но вот, к музею не хотите ли пройти? Или вот пыточная.

— Кто будет объектом? Вы?

— Хе-хе. Нет, что вы! Лучше бы, если бы не я.

— Вот что. Вы вызывайте босса, а я пройду пообщаюсь.

— С кем? Куда?

— А вам какая разница?

— Не всюду велено ходить.

— Мне — всюду.

— То есть, я хотел сказать, там грязно. Не аккуратно. Погодить бы, пока приберут.

— Ничего теперь не надо прибирать. Раньше надо было.

— Вас проводить?

— Я хорошо ориентируюсь в пространстве. Занимайтесь своим делом. Вызывайте самого.

— Слушаюсь! — и диспетчер пулей взлетел по лестнице в свою комнатёнку, приподнятую и отделенную стеклом от вестибюля, в котором томились в ожидании падшие души.

Глава 7. ЦАРЬ

— А здесь у нас что? Запах, как в виварии.

— Здравствуйте.

— Оригинально звучит в преисподней пожелание здоровья. Не могу ответить тем же.

— Почему?

— То, что скажу, исполнится во всех смыслах.

— Он! Я узнал! Ты? Вы! Здесь? Не может быть!!!

— Почему же не может быть? Мне и это место подведомственно.

— Я не знал.

— А ты думал — кому? Могло ли быть что-нибудь где-нибудь не подведомственно мне?

— Полагаю, нет. Я просто не думал так далеко. Не задумывался об этом.

— За две тысячи лет мог бы и задуматься.

— Да. Мог бы. Но я думаю о другом. За что мне это?

— Что — это?

— Всеобщая ненависть.

— Я полагаю, люди говорили тебе, за что они тебя ненавидят?

— Я никогда не жил среди людей, которые меня ненавидят. Люди, среди которых я жил, меня любили. Любили больше, чем других людей. Обожали.

— Все?

— Почти все. Кроме тех, кто ненавидел не только меня, но и мою страну.

— Взгляни на свою судьбу, на свои поступки, загляни к себе в душу.

— Я не нахожу причин.

— Может быть, ты плохо смотрел?

— Две тысячи лет только это и делаю.

— И что же?

— Я — главный обвиняемый. Мной пугают детей. Моё имя — нарицательное. Но я не понимаю, чем я хуже других.

— Твоё имя слилось с именем твоего сына.

— Да, я знаю. И сын мой тоже здесь. И он проклинаем, но чаще нас проклинают обоих, как одного человека. За что?

— Спроси у них.

— Я не могу общаться с людьми.

— Общайся с умершими. Они тоже тебя проклинали, пока жили.

— Они не здесь.

— Большинство тех, с кем тебе надо переговорить, здесь.

— Кто? Кто может дать мне ответ о моей вине? Кто из главных обвинителей мне доступен?

— Папа. Римский папа Александр VI Борджиа. Для него имя Царя Ирода было проклятым. А теперь он разделяет твою судьбу. Ты можешь побеседовать с ним накоротке.

— Здесь не принято общаться.

— Знаю. Но теперь будет принято. Некоторое время я дам тебе, чтобы переговорить с теми, кто считает себя лучше, чем ты.

— Я один — против всех?

— Нет, не так. Вы все — каждый спросите о себе. Друг у друга. И ты, Ирод Великий, и сын твой, Ирод Антиппа, и Понтий Пилат, и Каиафа, и Калигула, и Нерон, и многие другие.

— Я этих людей не знаю. Никого, кроме сына, не знаю я из перечисленных.

— Я дам тебе знания о них. И ещё ты поговоришь с теми, кого знаешь, но они не знают тебя.

— С кем?

— С твоим приятелем Юлием Цезарем. И с вашим общим приятелем Антонием, и с их общей женой Клеопатрой, и с племянницей твоей Саломией, и с Гирканом, и с Мариамной.

— Нет, не с Мариамной! Только не с ней!

— Вот уже и совесть у тебя просыпается.

— Совесть? Я спасал свою страну! Совесть! Мне не стыдно за то, что я делал! И сыну её я буду смело смотреть в глаза. Я готов!

— Да будет так.

Глава 8. СЫНОУБИЙЦА

— Ты ли есть Папа, о котором было сказано, что ты в числе главных обвинителей?

— Я был Папой Римским, и поскольку звание это не снимается, то я им и являюсь поныне.

— Так. Понятно. Каковы же мои преступления?

— Это же так понятно! Такие преступления простить нельзя.

— Какие?

— Убиенных младенцев.

— Каких младенцев? Вы о чем говорите?

— Всех младенцев мужеского полу до двух лет.

— Какой ужас! Где это происходило?

— В вашем царстве.

— Вы ничего не путаете?

— Нет! Сказано: «Тогда Ирод, увидев себя осмеянным волхвами, весьма разгневался и послал убить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже по времени, которое выведал от волхвов».

— Где сказано? Кем?

— В Евангелии от Матфея, глава 2, стих 16.

— Что есть Евангелие, и кто есть Матфей?