Инсайт - [16]

– Нет! – мой голос, хриплый и сухой после стольких циклов немоты, заставил её замереть. – Сейчас!

– Кот! Киса! Ты…

– Сначала чеши! – отрезал я и, скрестив ноги, уселся к ней спиной.

Шок. Наверное, именно её шок избавил меня от вопросов. Хотя моя любовь периодически порывалась что-то сказать, но короткое шипение заставляло её замолкнуть, только скользил, и скользил гребешок, а мои волосы сплетались в длинную, до пояса, косу.

Наконец, она закончила, и я повернулся к ней:

– Я люблю тебя, ты знаешь? – её стыд был на вкус, как медная пуговица.

– Д-да. Но, Кот, мой Кот… Я…

– Молчи. – и я наконец сгрёб её волосы в кулак и впился в пышные, желанные губы своими. Я видел, что они делали, где были несколько часов назад. Мне было всё равно…

Поначалу она была зажатой и всё порывалась что-то сказать. Мне было всё равно. Я зажал ей рот. Прижал руки к полу. Моё колено скользнуло между её крепких бёдер и упёрлось в промежность. Она застонала и выгнулась. Левой рукой я продолжал обхватывать её кисти, а правой (как же много во мне теперь силы!) срывал с неё платье из мешковины, обнажая белое тело. Такое желанное. Такое нежное. Она вскрикнула, когда мои губы коснулись груди, а язык скользнул вокруг напрягшегося соска. Когда я целовал её бархатистый животик, её ладошки (как сто лет назад, ХА, ПРАВДА?!) легли на мою голову. Когда я скользнул ниже, протягивая между её пупком и своими губами ниточку слюны, она задышала часто-часто. Впившись ртом в сладость между её бёдер, я знал, с кем она была недавно. Мне было всё равно.

Я не успокоился, пока её маленькое тело не выгнулось в спазме удовольствия. Пока её ноги не сжались, перекрывая мне кислород. Пока она не заорала благим матом. Только после этого я поднялся выше, снова поцеловал её жадные губы и, помогая себе рукой, вошёл… Мы двигались синхронно, как волны и берег. Мои плечи покраснели от укусов, а уши не слышали ничего, кроме её стонов, слившихся в прекрасную симфонию. Страха, этого вечного покрывала Города, для нас не стало, как раньше. Потом я зарычал и, сжимая её нежную шейку, выплеснул всего себя, не сдерживаясь, не помня ни о чём…

Не знаю, сколько мы пролежали, вжимаясь друг в друга. Как только я почувствовал, что могу встать, я сел и, отвернувшись, спросил:

– Ты моя? Только моя?

– Только твоя… А ты – только мой. – она вжалась мордочкой мне в спину, но я сбросил её маленькие руки и встал.

– Хорошо.

Пещеру я пересёк стремительно. Слишком велик был соблазн сделать вид, что всё в порядке, что просто, во время сна, ко мне вернулся рассудок. Но я знал, что если не сделаю того, что должен, не смогу жить. Если сделаю, то, скорее всего, умру. А это не одно и то же…

Хряк стоял с Рейдерами. Они недавно вернулись, хотя я нигде не видел Пустельгу. Что-ж, бывает… Даже до Звона, в Городе полно опасностей (потом я узнал, что она заговорила с Тенью). Когда я подошёл, на меня уставились четыре пары изумлённых глаз. Хряк повернулся и смерил меня слегка злорадным взглядом:

– А, инвалид. Чего тебе?

Что нужно было ответить? Моё колено врезалось в его причиндалы. Когда эта туша рухнула, заблевав камни, я добавил ещё пару пинков.

– Сегодня. До Звона. Вызов!

Остальные, с расширившимися от потрясения глазами, по очереди кивнули.

– Слышал.

– Слышала.

– Слышал.

– Слышал. – даже Мумия открыл рот.

Потом я просто ушёл. К своей девочке. И любил её до потери пульса (НРАВИТСЯ?! НАСЛАЖДАЙСЯ!). Будто в последний раз.

Когда малышей отвели в их комнату, все члены своры старше пятнадцати (насколько мы могли судить) встали в круг в центре пещеры. Внутри круга были костёр, привычно горевший на жестяном листе, я, с ножом Улыбаки, и Хряк, с его же кулоном.

– Мне был брошен, бл**ь, вызов! – похрюкивал этот урод. – Кот, подтверждаешь?

Я только кивнул.

– Ты, бл**ь, совсем свихнулся. – оскалил мой противник гниющие зубы. – Ну что-ж, так и быть, тебе давно пора сдохнуть!

«Хорошо, что я накачал Лису остававшейся Пылью. Сейчас она бы чего-нибудь отчебучила.», подумал я. Ну ничего, даже разрезанный на куски, я вскрою эту жирную глотку. Я чувствовал его неуверенность, как малиновое варенье на языке…

– Но сначала я должен спросить, все ли согласны с происходящим, бл**ь? Всё ли справедливо?

«Давай, давай. Все тебя презирают, скотина пыльная. Только кулон даёт тебе власть. Власть страха! А это не то, что нужно Своре. Страха в нашей жизни и так слишком много…»

Тем больше было моё удивление, когда я услышал показавшийся незнакомым (Мумия и правда редко открывает рот) голос из-за спины:

– Я против! Ты наш вожак, а этот – падаль! – и свист. Это любимая игрушка Мумии, камень, оплетённый верёвкой (ох, как здорово он отпугивал тех, кто пытался поиметь с нашей группы законно найденную добычу) устремился мне в колено! Я успел отпрыгнуть, но меня тут же снёс Дятел.

– Я против! – крикнул он и ударил меня в почку, вжимая лицом в каменный пол.

– Против! – кричала Петля.

Протестующе мычал Рупор. Даже, не понятно откуда взявшаяся Розочка. Все они кричали: «Против!»

И каждый вбивал в моё измученное тело либо кулак, либо ногу, либо камень. А я был слишком шокирован, чтобы сопротивляться.