Иной облик - [8]
Однажды в детстве стоял Гартман на таком же холмике, но вдруг скатился и упал. Вспомнил об этом, и трепет охватил его. Ведь то, что произошло однажды, может повториться. Им овладел ужас — как бы ему не упасть. Не иначе, как обязательно упадет. Да, это чудо, что до сих пор он не скатился и не упал, а если не упал, упадет, рано или поздно. И пусть опасность падения отсутствует, сам его страх опрокинет его, и он упадет. Пока он еще держится на ногах, но ноги его подгибаются и скользят — он упадет, и кости его рассыплются.
Собрался с духом и спустился с холмика. И, оказавшись внизу, не мог надивиться: «Холмик этот, какой он высоты? Шаг или полтора, а какой ужас он вселил в меня!» Смежил веки и сказал: «Устал я». И вернулся в гостиницу.
Совершенный покой царил в доме. В одиночестве сидел хозяин в небольшой комнатушке и, потирая щиколотки одну о другую, попивал снотворное зелье. Вошел Гартман крадучись, разделся, взобрался на бильярдный стол и растянулся на нем. Укрылся и уставился в стенку.
«Странно, — размышлял Гартман, — все то время, что я стоял на холмике, я думал только о себе, как будто один я на свете, как будто нет у меня двух дочерей. Как будто нет у меня — жены».
Любил Гартман своих дочерей, как всякий отец, любящий своих дочерей. Но и, как все отцы, не забывал о себе ради чада своего. Происшедшее на холмике отверзло его сердце. Он испытывал стыд и изумление.
Он копался в себе снова и снова: «Что произошло на том холмике? В сущности, не произошло ничего. Всего-то и было: он взобрался на него, и ему померещилось, что он скатывается и падает. А упади он — ну и что? Растянулся бы и встал…»
Он вытянулся на своем ложе и размышлял улыбаясь: «Смешон был Танцер в ту минуту, когда я увел Тони у белобрысого. Есть еще чем потешиться на свете… Но вернемся к главному. Происшествие на холмике — что это? Не нынешнее, когда я только сейчас стоял на нем, а то, давнее, когда я свалился с него…»
Было это так. Однажды отправился он с приятелями погулять. Взобрался на вершину холмика и внезапно оказался опрокинутым в яму. Самого падения он не помнит. Однако памятно ему, что увидел себя низвергнутым в яму. И что-то сладкое сочится изо рта, и губы изранены, язык распух, и все тело разбито. Но плоть его обрела покой, как у человека, который сбросил с себя тяжесть и расправил свои члены. Множество раз случалось с ним потом, что он падал. Однако такого покоя не обрел ни в одном из падений. Похоже на то, что вкусить подобное дано человеку только раз в жизни.
Он погасил свечу, закрыл глаза, собираясь вспомнить то происшествие. Подробности перепутались, как во сне. В доме раздалось стрекотание сверчка и оборвалось. Тишина удвоилась и утроилась. Тело его затихло, душа успокоилась. Снова застрекотал сверчок. «Хотелось бы знать, — сказал себе Гартман, — сколько он будет стрекотать?» Продолжая задавать себе этот вопрос, он начал думать о Тони.
Перед ним возник ее облик, ее движения и два пятнышка на ее коже, проглядывающие из разрезов коричневого платья. Невозможно отрицать, она уже не молода. И хотя в ее волосах еще нет седины, у нее появилось немало морщинок. Самая резкая из них та, что у верхней губы. Может, у нее не хватает зуба?
Скептические размышления о Тони, накопившиеся в его сердце за долгое время, не оставили его и в этот час. Но он знал, что все эти недостатки вовсе не портят ее. И в сладостном порыве он вызвал перед собой видение — ее несравненный образ, который начал ускользать от него вопреки его воле. Как худы ее плечи, а стать — прелестной девушки. Он округлил свою руку в воздухе и почувствовал, что краснеет.
Беседуя сам с собой, Гартман различил нечто вроде едва слышной воркотни. Погруженный в мысли о жене, он решил, что эта воркотня исходит из ее комнаты. Открыл глаза, приподнял голову и прислушался. «Помоги мне, Б-же, помоги! Неужели с ней что-то случилось?» Правда, ничего невозможно было разобрать — их разделяла стена. И этот звук не свидетельствовал о бедствии. Но он сидел, выпрямившись на своем ложе, пытаясь расслышать хоть что-то, надеясь, что до его ушей донесется отзвук живой реальности. Быть может, ему дано спасти ее…
И снова она появилась перед ним такая, как днем, отбрасывающая на лоб вуаль и поднимающая к лицу полевые гвоздики, и вонзающая в землю зонтик, и разгоняющая дым сигареты.
Между тем, исчез зонтик и рассеялся дым, а полевых гвоздик стало так много, что они покрыли собой весь тот холм. Ошеломленный, смотрел он перед собой. Тем временем веки его смежились, голова откинулась на подушку, а душу охватила дремота, и дух его стал витать в мире снов — там, где отсутствуют все преграды, разделяющие их.
Роман «Вчера-позавчера» (1945) стал последним большим произведением, опубликованным при жизни его автора — крупнейшего представителя новейшей еврейской литературы на иврите, лауреата Нобелевской премии Шмуэля-Йосефа Агнона (1888-1970). Действие романа происходит в Палестине в дни второй алии. В центре повествования один из первопоселенцев на земле Израиля, который решает возвратиться в среду религиозных евреев, знакомую ему с детства. Сложные ситуации и переплетающиеся мотивы романа, затронутые в нем моральные проблемы, цельность и внутренний ритм повествования делают «Вчера-позавчера» вершиной еврейской литературы.
Представленная книга является хрестоматией к курсу «История новой ивритской литературы» для русскоязычных студентов. Она содержит переводы произведений, написанных на иврите, которые, как правило, следуют в соответствии с хронологией их выхода в свет. Небольшая часть произведений печатается также на языке подлинника, чтобы дать возможность тем, кто изучает иврит, почувствовать их первоначальное обаяние. Это позволяет использовать книгу и в рамках преподавания иврита продвинутым учащимся. Художественные произведения и статьи сопровождаются пояснениями слов и понятий, которые могут оказаться неизвестными русскоязычному читателю.
Сборник переводов «Израильская литература в калейдоскопе» составлен Раей Черной в ее собственном переводе. Сборник дает возможность русскоязычному любителю чтения познакомиться, одним глазком заглянуть в сокровищницу израильской художественной литературы. В предлагаемом сборнике современная израильская литература представлена рассказами самых разных писателей, как широко известных, например, таких, как Шмуэль Йосеф (Шай) Агнон, лауреат Нобелевской премии в области литературы, так и начинающих, как например, Михаэль Марьяновский; мастера произведений малой формы, представляющего абсурдное направление в литературе, Этгара Керэта, и удивительно тонкого и пронзительного художника психологического и лирического письма, Савьон Либрехт.
Множественные миры и необъятные времена, в которых таятся неизбывные страдания и неиссякаемая радость, — это пространство и время его новелл и романов. Единым целым предстают перед читателем история и современность, мгновение и вечность, земное и небесное. Агнон соединяет несоединимое — ортодоксальное еврейство и Европу, Берлин с Бучачем и Иерусалимом, средневековую экзегетику с модернистской новеллой, но описываемый им мир лишен внутренней гармонии. Но хотя человеческое одиночество бесконечно, жива и надежда на грядущее восстановление целостности разбитого мира.
«До сих пор» (1952) – последний роман самого крупного еврейского прозаика XX века, писавшего на иврите, нобелевского лауреата Шмуэля-Йосефа Агнона (1888 – 1970). Буря Первой мировой войны застигла героя романа, в котором угадываются черты автора, в дешевом берлинском пансионе. Стремление помочь вдове старого друга заставляет его пуститься в путь. Он едет в Лейпциг, потом в маленький город Гримму, возвращается в Берлин, где мыкается в поисках пристанища, размышляя о встреченных людях, ужасах войны, переплетении человеческих судеб и собственном загадочном предназначении в этом мире.
Одна из самых замечательных повестей Агнона, написанная им в зрелые годы (в 1948 г.), обычно считается «закодированной», «зашифрованной» и трудной для понимания. Эта повесть показывает нашему читателю другое лицо Агнона, как замечал критик (Г. Вайс): «Есть два Агнона: Агнон романа „Сретенье невесты“, повестей „Во цвете лет“ и „В сердцевине морей“, а есть совсем другой Агнон: Агнон повести „Эдо и эйнам“».
«…Бывший рязанский обер-полицмейстер поморщился и вытащил из внутреннего кармана сюртука небольшую коробочку с лекарствами. Раскрыл ее, вытащил кроваво-красную пилюлю и, положив на язык, проглотил. Наркотики, конечно, не самое лучшее, что может позволить себе человек, но по крайней мере они притупляют боль.Нужно было вернуться в купе. Не стоило без нужды утомлять поврежденную ногу.Орест неловко повернулся и переложил трость в другую руку, чтобы открыть дверь. Но в этот момент произошло то, что заставило его позабыть обо всем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Компания наша, летевшая во Францию, на Каннский кинофестиваль, была разношерстной: четыре киношника, помощник моего друга, композитор, продюсер и я со своей немой переводчицей. Зачем я тащил с собой немую переводчицу, объяснить трудно. А попала она ко мне благодаря моему таланту постоянно усложнять себе жизнь…».
«Шестнадцать обшарпанных машин шуршали по шоссе на юг. Машины были зеленые, а дорога – серая и бетонная…».
«Сон – существо таинственное и внемерное, с длинным пятнистым хвостом и с мягкими белыми лапами. Он налег всей своей бестелесностью на Савельева и задушил его. И Савельеву было хорошо, пока он спал…».
«… – Вот, Жоржик, – сказал Балтахин. – Мы сейчас беседовали с Леной. Она говорит, что я ревнив, а я утверждаю, что не ревнив. Представьте, ее не переспоришь.– Ай-я-яй, – покачал головой Жоржик. – Как же это так, Елена Ивановна? Неужели вас не переспорить? …».