Иной цвет - [7]

Мы вошли в гулкий туннель.

- Ты сам меня, Костя, прости, но когда передо мной извиняются - не люблю! Не хочу унижать человека. Не люблю, когда человек унижается.

- Да какое это унижение, Демид Велимирович! Это просто желание исправить ошибку.

- Не надо! Пусть человек лучше в дальнейшем не ошибается. А то без конца ошибаться да извиняться-это и конца всему не видно. В жизни каждого человека, Костя,- назидательно, очень ласковым голосом заговорил он,бывают ошибки. И лучше всего, если одна... А вообще-то ты прав, верно: что миндальничать! - вдруг переменил он тон.- Раз человек заслуживает-в гроб его, пусть погибает.

- Да разве вы, Демид Велимирович, этого заслуживаете!

- Не знаю. Ты, конечно, знаешь, раз берешь на себя смелость решать-кому жить, а кому помирать,-сказал он разобиженно.

Очень уж Ниготкову не нравилась вся эта ситуация-что я уловил в нем какой-то там цвет... И он осторожно, аккуратно, как кобра, зондировал нечто малопонятное ему. То заигрывал, то вроде бы дулся, лишь бы разжалобить меня. Уж так ему хотелось, чтоб я тут, фигурально говоря, раскаялся, во всем признался и пообещал никогда-никогда больше не травмировать его. И он всеми силами выговаривал на будущее, едва не выклянчивал у меня доброе расположение к нему. Видно было, что теперь его больше всего волнует, что я о нем знаю,

- Вы, товарищ Ниготков,-сказал я, когда мы вышли из гулкого туннеля,все немного преувеличиваете. Передергивать-то не надо: "жить-помирать..."

- Ну, ладно,-примирительно сказал он.-А ты чо это утром налетел?.. Тебе на ту сторону? Пойдем! У тебя и со слухом что-то?..

- Иногда людей не слышу: одних слышу, а других-нет. И струна плачет...

- Ай-я-я!.. Ну надо же! Вот несчастье-то какое. Струну слышишь, а людей не всех...-причитал он и шел, низко наклонив голову, то и дело впадая в задумчивость, словно считал булыжники мостовой.- Такой молодой-и на тебе, нервы! Вот ведь как... Цивилизация, как же! Пластмасса, хромосома...Ну, а я какого цвета, а?

- Да и вы тоже серый, Демид Велимирович. Для меня теперь все черное и белое вокруг. Все бесцветное.

В настойчивом, будто бы праздном любопытстве Ниготкова сквозило беспокойство, вызванное утренним инцидентом. Из-за меня могла открыться какая-то тайна, в которой, как в скорлупе, Ниготков прятал свою вину... Какую? Этого я не знал.

Я мог ему сказать правду: какого он цвета. Мог расписать во всех тонах и полутонах - ведь я знал, что такое цвет. Я никогда не лгал. Не собирался лгать и Ниготкову. Но с какой стати я должен был отвечать на его вопросы?

Я не сказал ему правды, но, по сути дела, и не солгал: с точки зрения тактики своего поведения я просто дезинформировал его, а с точки зрения стратегии жизни просто не ответил на его вопрос. Исповедоваться не обязан. А если Ниготкову невтерпеж знать, какого он цвета,- пусть посмотрит на свои руки. Не видит- пусть вспомнит. Я вас, Демид Велимирович, не красил... Утром я проявил такую непосредственность и прямодушие! - и наломал дров. И до тех пор, пока мне в этом странном цветоведении хоть что-либо не станет ясно, нельзя бездумно разбрасываться оценками, спешить.

- А утром?..- словно догадавшись о моих мыслях, прервал Ниготков наше молчание.-Утром, говоришь, я как клякса чернильная был?

- Утром цвета еще путались у меня перед глазами, а с обеда все стало белым и черным.

- Как снег и уголь?

- Да, примерно.

- Кто тебя знает...-вздохнул он.-Может, ты завтра, шалый, еще не то отчубучишь,-и кисло улыбнулся.-Лечиться тебе, Костя, надо. Не затягивай только болезнь. Если нужны связи с медициной, скажи, я помогу. Когда-то тоже врачевал. Правда, по ветеринарно-санитарной части. А обо мне, Костя, ты плохо не должен думать. Зря ты! Знаешь, по натуре я все-таки тоже человек добродетельных кровей. Так насчет медицины помочь? Только одно твое слово и...

- Нет, спасибо, Демид Велимирович. Мне должны дать направление или в какой-нибудь научно-исследовательский офтальмологический институт или в Научно-исследовательский институт глазных болезней имени Гельмгольца.

- А, ну смотри. Вон вы куда замахнулись! Прощай, Костя. Не унывай только. Если что - в любой час помогу. Духом не падай!

Я нехотя пожал его посветлевшую розовато-фиолетовую руку.

Выделяясь яркой сиреневой кляксой среди прохожих, он быстро уходил вверх по улице.

СТРАННАЯ ПАЛИТРА

Мало-помалу я привык к новым цветам окружающего мира, привык довольно легко, потому что цвет, несмотря на всю его важность, все-таки главным в жизни человека не является.

Как ни медленно происходили в моем зрении изменения, улучшение все-таки наступило: на фоне нейтрального цвета тау я уже способен был различать характерные, отличительные цвета живых существ-людей, растений, животных, птиц и насекомых.

Например, едва уловимый цвет почти всех людей, вместе с их одеждами, находился в зеленоратой гамме. Тут господствовали бесчисленые оттенки травяно-зеленого цвета, смарагдового, зеленого, как плющ, чисто-изумрудного, хризолитового. Лишь изредка встречались мне люди золотисто-апельсиновых нюансов, голубых, вермильон, канареечно-желтых, терракотовых, огненноцветных, сепия, палевых, розовых, инкарнатных, бледно-песочных, ультрамариновых и иных. Люди таких единичных цветов были, как я установил в дальнейшем, или людьми редкой индивидуальности, или необычной судьбы, и видел я их очень редко. Разумеется, все эти оттенки были едва различимы, лишь чуть намечены на фоне цвета тау. Люди же яркого, почти ослепительного цвета встречались мне исключительно редко. Собственно, Ниготков пока что был единственным, если, конечно, не считать той золотисто-лимонной девушки, о которой я часто вспоминал.