Injectio Платины-2 - [5]

Одетая в оранжево-изумрудное платье, его старшая супруга сидела на застеленной расшитым покрывалом лежанке и, придерживая кончиками пальцев расписную фарфоровую чашечку, внимательно слушала сидевшую напротив женщину в добротном мужском кафтане поверх знакомого коричневого балахона.

Разместившиеся на стоявших вдоль стен стульях наложницы также жадно ловили каждое слово гостьи.

Хозяин дома сразу же заметил среди них незнакомую девушку с измождённым, слегка вытянутым лицом, где застыла странная, словно бы нарисованная улыбка, когда как глаза смотрели с жёстко-настороженным любопытством. На коленях у неё лежала аккуратно свёрнутая накидка из зелёного шёлка, подбитая дорогим бобровым мехом. Теперь понятно, почему Мичи Гу посчитал молодую гостью дворянкой или дочерью богатого купца, хотя прочая её одежда больше подошла бы служанке или горничной.

При виде главы семейства все находившиеся в комнате дружно поднялись и склонились в поклоне, тоненько зазвенев золотыми и серебряными подвесками на воткнутых в причёску шпильках.

— Здравствуйте, господин Сабуро — брат мой! — выпрямившись, поздоровалась Амадо дрожащим от сдерживаемого рыдания голосом. — Как вы себя чувствуете?

— У нас-то, хвала Вечному небу, всё благополучно, — справившись с перехватившим горло спазмом, ответил мужчина, возвращая поклон и, не в силах сдержать охватившее его любопытство, спросил чуть торопливее, чем следовало. — Но где вы были? Я посылал стражников в монастырь. Но они сказали, что там не осталось в живых никого.

Собеседница нахмурилась. Глаза её ещё больше помрачнели. С уголка одного из них сорвалась прозрачная капля и заскользила вниз по щеке, оставляя на коже мокрую, блестящую полоску.

— Я выжила только милостью хранительницы моей Голи и других богов Вечного неба, — с видимым усилием, переводя дыхание, проговорила монахиня.

— Ваша сестра ничего не хочет нам рассказывать, господин, — пользуясь положением супруги, вступила в разговор Азумо, с упрёком глядя на золовку. — Она даже не говорит, кто эта девушка?

Взоры присутствующих тут же устремились на молодую незнакомку, которая сидела, скромно опустив голову, и придерживала свёрнутый плащ.

— Простите, благородные дамы, — смиренно сложив ладони перед грудью, отвесила низкий поклон старшая гостья. — Но первым узнать всё то, что со мной случилось, должен ваш господин и мой мудрый брат.

От этих слов в душе начальника уезда зашевелилось очень нехорошее предчувствие, а его женщины негромко, но дружно застонали от разочарования.

— Тогда пройдёмте в мой кабинет, — не ожидая ничего хорошего, предложил хозяин дома и распорядился, ни к кому конкретно не обращаясь. — Прикажите принести нам чай и жаровню.

— Хорошо, господин, — недовольно поджав ярко накрашенные губы, склонила голову супруга.

— Корзину и узел, госпожа Сабуро, — внезапно проговорила незнакомка. Голос у неё оказался глубокий, мелодичный, но вот слова она произносила не очень чётко и как будто бы с лёгким, но хорошо заметным акцентом.

— Ах, да! — встрепенулась монахиня. — Азумо-ли, пусть слуги принесут в кабинет и наши вещи. Это очень важно.

— Я распоряжусь, Амадо-ли, — величаво качнула сложной причёской супруга.

Встревоженный и озадаченный чиновник вышел на веранду. Вслед за ним поспешила старшая гостья, прихватив с лежанки незамеченную им ранее зелёную накидку, украшенную аппликацией из белой кожи. Пропустив вперёд хозяина дома с его сестрой, комнату покинула и странная девушка.

Едва за её спиной закрылась дверь, как сквозь тонкие створки тут же донеслись оживлённые голоса. Забыв о приличиях и благовоспитанности, женщины, перебивая друг друга, бросились торопливо высказывать свои впечатления о чудесным образом воскресшей золовке и её молчаливой спутнице.

Терпеливо ожидавшие на холоде служанки помогли обуться начальнику уезда и госпоже Амадо Сабуро, но остановились в нерешительности возле непривычного вида сапог незнакомки.

Нимало не смущаясь, та уселась на полированные доски, натянула свою странную обувь и совсем по-крестьянски обвязала верёвочками высокие голенища.

Терпеливо дождавшись, когда она приведёт себя в порядок, начальник уезда, по-прежнему теряясь в догадках, но сохраняя привычно невозмутимый вид, вернулся назад и, пройдя через промёрзлый зал приёмов, оказался на переднем дворе. Здесь он направился к притулившемуся возле большого здания строению, где располагался его домашний кабинет. Отправившиеся вслед за ними служанки помогли хозяину и гостьям разуться, после чего замерли у красивых, покрытых резьбой дверей.

Прошлёпав большими ступнями в толстых носках по идеально чистому лакированному полу, хозяин дома уселся в лёгкое кресло возле широкого, инкрустированного пластинами из панциря черепахи стола и, радушным жестом указав на два таких же сиденья, сказал:

— Что такое случилось с вами, дорогая сестра, если вы боитесь открыто говорить об этом?

— Моя история настолько невероятна, брат, — вздохнула собеседница, отведя взгляд. — Что я сама порой в неё не верю. Но наберитесь терпения, и пожалуйста, отошлите слуг со двора. Я не хочу, чтобы о том, что произошло, знал ещё кто-то, кроме вас.