Инга Артамонова. Смерть на взлете - [111]

Соседка О. И. Тимофеева:

«Первые три года супруги жили хорошо и мирно, но затем их отношения испортились, и виной тому было то, что Геннадий стал много пить и в нетрезвом виде скандалить и избивать жену. Наша квартира несколько в отдалении от квартиры Ворониных, и я лично знаю два крупных скандала, когда Геннадий буянил, ломал кубки жены, избивал ее. Со слов же ближайшей соседки Рычковой Лидии Ивановны я знаю, что Геннадий часто бил Ингу, но она молчала и покрывала его. В нетрезвом состоянии Геннадий обычно обвинял Ингу в непорядочности, в том, что у нее имеются какие-то другие мужчины, а в трезвом состоянии просил прощения, говорил, что все это неправда, и даже соседям говорил, что обвиняет жену напрасно. Саму Ингу Воронину (в девичестве Артамонову) я знаю только с хорошей стороны как талантливую и трудолюбивую спортсменку, скромную и спокойную женщину. Несмотря на пьянство мужа и его издевательства, Инга относилась к нему хорошо, тратила много средств на его одежду, приобрела ему мотоцикл, а затем и автомашину.

…В тех случаях, когда Инга была дома, то никаких пьянок и сборищ у них, как правило, не было, саму Ингу не то что пьяной, но даже выпивши я не видела никогда. Когда же Инга уезжала, то муж ее, как правило, собирал у себя компании мужчин и женщин… Мужчины и женщины на своей машине к нему приезжали не раз, но только в отсутствие жены.

Хочу отметить и такой факт – бабушка Инги жила на квартире только тогда, когда дома была Инга. Как только Инга уезжала, то бабушка уходила жить к дочери – матери Инги.

…Никаких сведений об интимных связях Инги (видите, Курбанков все время эту сторону «копал», допытывался у свидетелей. – В. А.) у меня нет, и я о них ничего не знаю, не знаю, были ли они вообще. У Геннадия близких друзей в доме… нет. Некоторое время он частенько выпивал с Геннадием, который живет на 4-м этаже – фамилии его я не знаю. Жена Геннадия ругалась на Воронина, что тот спаивает ее мужа» (т. 2, л. 52, об. – 53).

Видите, сколько фактов! И бабушка-то была только тогда, когда приезжала Инга. Так что никто ему не мешал жить и не вмешивался в их жизнь. А приезжала бабушка, чтобы помочь Инге по хозяйству – убраться, сходить в магазин, сготовить. Бабушка очень любила Ингу, больше, чем кого бы то ни было, и хотела ей хоть чем-то помочь.

И про пьянки его тут же говорится. И что он собирал компании, как только Инга уезжала. Ведь соседи-то видят, у них глаза, уши… Можно еще не поверить родственникам, но вот же посторонние люди, и все говорят в один голос, приводят одни и те же факты.

Не понимаю, что же мешало Курбанкову отразить в своем обвинительном заключении такие вещи: материалами дела установлено, что нет ни одного факта, который бы свидетельствовал о супружеской неверности Инги; напротив же, известно, что как раз Воронин неоднократно изменял своей жене, о чем свидетельствуют, помимо других, его собственные показания. Вместо этого следователь с дотошностью необычайной выяснял, была ли у супругов договоренность о разводе накануне Нового года или нет? Ведь это не основное. Но, видно, такая зацепка ему была нужна. Кстати, Курбанков пришел к выводу, что договоренности о разводе накануне не было, а суд – была!

Прокурор на суде более четко констатировал такие факты, как пьянство Воронина и все другие его выходки, и Воронин не очень-то при нем врал, сразу был поставлен на место: прокурор одного свидетеля спросил – пил ли Воронин, второго – пил ли он… И все стало ясно! Точно так же и по другим моментам. Почему же Курбанков не высказался более четко и определенно по многим позициям, не назвал все вещи своими именами?

А вот рассказывает участковый уполномоченный 107-го отделения милиции, приходивший по вызову матери Инги – Анны Михайловны в связи с частыми выпивками ее зятя Воронина:

«Примерно в 1963 году ко мне в отделение пришла мать Инги Ворониной. Сама Инга в тот период находилась в командировке. Мать Инги Ворониной сказала мне, что ее зять Геннадий часто приходит домой в нетрезвом состоянии и что надо поговорить с ним, чтобы он перестал пить. Я тут же вместе с матерью Инги пошел на квартиру Ворониных. Геннадий был дома. Он был трезвый. Я его спросил, почему он часто выпивает. Он мне ответил: «А что мне остается делать? Она уедет месяца на два-три, а я один остаюсь» (т. 2, л. 60, об.).

Вот, пожалуйста! Разве его кто-нибудь подталкивал пьянствовать, а затем устраивать всякие сцены Инге, обвинять ее в несуществующих каких-то грехах? И жить не мешал ему никто из посторонних – ни мать, ни бабушка. Ему нечем заняться? Хорошенькое дельце! Ты же, Воронин, такой «правильный человек», наставляющий всех на «путь истинный»! Искал бы себе достойное занятие, работал бы!

Ты, Воронин, если взять твои спортивные достижения, всего лишь эпизод. Инга же – золотая страница в истории мирового спорта. Пройдет много лет, многое сотрется в памяти, и тебе, так желавшему во что бы то ни стало прославиться, печально прославиться, будет уготована неизменно роль убийцы замечательного человека, которым гордился мир. Так это и останется на веки вечные твоей «родовой реликвией».