Инфернальный феминизм - [36]
Демонические любовники: от похотливых ангелов-эгрегоров до инкубов и романтических героев
Делавшееся авторами начала Нового времени вроде Инститора и Шпренгера утверждение о похотливости женщин и, как следствие, о плотских соитиях между ведьмами и Сатаной на шабашах, на самом деле, имеет долгую историю. В Книге Бытия (6: 1–8) упоминаются некие существа, в более поздней христианской традиции отождествленные с «ангелами-Стражами», названные там «сынами Божьими» (бней ха-элохим). Ангелы, сойдя с неба, прельстились земными женщинами и произвели от них потомство. Подробный рассказ об этом союзе со злыми ангелами можно найти в апокрифическом Апокалипсисе Еноха (II в. до н. э.; известен также как Эфиопская или Первая книга Еноха). Там Стражи изображены мятежным воинством под предводительством особо коварного существа по имени Самиаза (Шамхазай). Рассказчик сообщает, что плотский союз с дочерями человеческими осквернил ангелов (но, по-видимому, не женщин) и что небесные женолюбы научили своих земных подруг произносить заклятья, применять для красоты мази и притиранья, а также использовать травы. А еще эти падшие ангелы показали человечеству множество ремесел — обработку металлов, особенно для изготовления оружия, доспехов и ювелирных украшений, — однако все это увязывалось с нечестивостью и порчей нравов. Здесь отражается часто повторяющийся в иудейских и раннехристианских текстах мотив — связь технического прогресса с демоническими силами: культурные герои обычно изображаются зловещими персонажами. Любопытно, что один из Стражей, Гадреэль, называется в этом тексте тем, кто сбил с пути Еву[333]. А в апокалиптических апокрифических «Заветах двенадцати патриархов» (ок. 109–106 гг. до н. э.) утверждается, будто Стражей обольщали сами женщины — тем самым вина возлагается не на злых ангелов, а на распутниц. Вероятно, именно на это предание намекал Тертуллиан, когда советовал женщинам покрывать головы, чтобы ангелы больше не соблазнялись их красотой[334].
В пору раннего христианства разграничения между каноническими писаниями и апокрифическими или псевдоэпиграфическими текстами еще не были четко определены, и потому последние оказывали влияние не только на писателей вроде Тертуллиана, но и на авторов книг Нового Завета. Аллюзии на миф о Стражах можно найти, например, в Послании Иуды (1: 6) и во Втором послании Петра (2: 4). Этот миф тесно переплелся с толкованиями грехопадения человека, о котором рассказано в третьей главе Книги Бытия, и способствовал усилению мизогинического элемента в некоторых интерпретациях этого сюжета[335]. Примечательно еще, что встречу Евы со змеем довольно рано начали трактовать как эротическую сцену соблазнения — по аналогии с рассказом о блуде Стражей с земными женщинами. Вероятно, первый намек на такое прочтение можно усмотреть в Апокалипсисе Моисея (ок. I в. н. э.)[336]. Тертуллиан (заявлявший, что Каин был в действительности сыном дьявола — в аллегорическом смысле), а позднее и другие христианские мыслители тоже, рассуждая о соблазнении Евы змеем, находили в этой истории сексуальную подоплеку[337].
Предание о Стражах, хотя в своей наиболее полной форме оно и не входило в канонические книги Библии, пользовалось известностью среди христиан и в более поздние эпохи. Например, Уильям Блейк создал карандашный рисунок «Два Стража спускаются к дочери человеческой» (ок. 1822), а лорд Байрон использовал этот сюжет в своей пьесе «Небо и земля» (1821). Среди художников той же эпохи, не принадлежавших собственно к романтическому движению, но тоже проявлявших интерес к этому преданию, был многолетний друг Блейка и чрезвычайно успешный живописец-неоклассик Джон Флаксман (1755–1826) — о чем свидетельствует его рисунок «Ангелы спускаются к дочерям человеческим» (ок. 1821). Таким образом, миф об ангелах-Стражах был достаточно хорошо известен в эпоху романтизма[338]. Долгое время пользовался популярностью и мотив «демонических любовников» в более широком смысле. Он часто встречался в английских балладах, его ранний пример был записан еще в середине XVI века[339]. Во многих легендах о волшебнике Мерлине, спутнике короля Артура — например, в легенде, относящейся примерно к 1300–1325 годам, — сообщается, что отцом чародея был некий демон[340] [341].
Как рассказывает Николас Кисслинг, у преданий об этих любвеобильных демонах имелись предтечи и параллели и в греко-римской, и в германской мифологии, а еще похожими историями изобиловал иудейский фольклор — например, отразившийся в Каббале. И все это влияло на христианских мыслителей. Поэтому около 1100 года признанной частью ортодоксального христианского мировоззрения стало «учение об инкубах» (назовем его условно так). Считалось, что демоны — их называли инкубами, если они принимали мужское обличье и овладевали женщинами, и суккубами, если в женском обличье они обольщали мужчин, — стремятся совокупляться с людьми, желая погубить их души. Важным фактором, благодаря которому этот мотив сделался легитимной темой богословских дискуссий в Европе того времени, стали народные предания — или, точнее, потребность ученого сословия как-то осмыслить неоднозначные народные рассказы о любовных похождениях людей с потусторонними существами. Возможно, эти инкубы послужили и довольно удобными «козлами отпущения», на которых можно было свалить вину за измены жен или беременности монахинь. Лишь к концу XVI века вера в существование демонических любовников стала подвергаться серьезной критике
