Инес души моей - [63]

Я до сих пор не упомянула маис, или индейскую пшеницу, без которой мы бы не выжили. Этот злак сеют без всякой подготовки и распашки земли: достаточно только проредить ветки на соседних деревьях, чтобы солнце равномерно нагревало почву. Нужно сделать в земле небольшие бороздки заточенным камнем, если нет мотыги, бросить в них семена, а дальше они растут сами. Созревшие початки могут неделями оставаться на растении и не гниют, они легко отделяются от стебля — не нужно ни молотить, ни веять. Выращивать маис так легко, а его урожай всегда так обилен, что это главная пища индейцев — да и испанцев — во всем Новом Свете.

Вальдивия и Монрой вернулись воодушевленные и с известием, что их дипломатическая миссия увенчалась успехом: Витакура обещал нанести нам визит. Дон Бенито предупредил, что это тот самый касик, который обманул Альмагро, и что нужно быть готовыми к подвохам. Но это не умерило радость наших людей. Войной они были сыты по горло. Солдаты начистили свои шлемы и латы, мы украсили площадь флагами, поставили по кругу коней, которые неизменно производили большое впечатление на индейцев, и собрали оркестр из имеющихся музыкальных инструментов. В качестве предосторожности Вальдивия приказал зарядить аркебузы и поставил Кирогу с отрядом стрелков так, чтобы они были незаметны и готовы действовать в случае необходимости. Витакура явился с трехчасовым опозданием — в соответствии с инкским этикетом, как объяснила нам Сесилия. Касик, украшенный разноцветными перьями, с маленьким серебряным топором — символом власти — в руке, прибыл в сопровождении своей семьи и множества придворных, на манер знатных особ в Перу. Все были без оружия. Витакура произнес бесконечную витиеватую речь на кечуа, а Вальдивия в ответ полчаса изливал потоки лести по-испански, — в общем, оба задали нелегкую работенку толмачам. Касик привез нам в подарок крупинки золота, которые, по его словам, попали к нему из Перу, несколько небольших серебряных предметов и шали из шерсти альпаки; кроме того, он предложил прислать какое-то количество своих людей помогать нам в строительстве города. Взамен наш главнокомандующий подарил несколько безделушек, привезенных из Испании, и шляпы, которые очень ценились у кечуа. Я организовала богатый пир, обильно орошаемый чичей из опунции и мудаем — крепкой маисовой настойкой.

— Есть ли золото в этих краях? — спросил Алонсо де Монрой, говоря от имени всех солдат, которых ничто другое не интересовало.

— Золота нет, но в горах есть серебряная жила, — ответил Витакура.

Это известие солдат очень обрадовало, а душу Вальдивии, напротив, омрачило. Ночью, когда остальные строили планы о том, как распорядятся серебром, которого у них еще не было, Педро сокрушался об этом. Мы были на своем участке, в шатре, подаренном Писарро, — у нашего дома тогда еще не было ни крыши, ни стен — и прохлаждались в корыте с холодной водой после удушающего дневного зноя.

— Как плохо, что тут есть серебро, Инес! Я бы предпочел, чтобы Чили была такой бедной страной, как говорили. Я приехал, чтобы основать города, где будет жить трудолюбивый и добродетельный народ. Не хочу, чтобы легкое богатство испортило моих людей.

— Педро, еще неизвестно, существует ли эта жила на самом деле.

— Надеюсь, что не существует. Но в любом случае запретить людям искать ее будет невозможно.

Так и вышло. Уже на следующий день несколько отрядов солдат стали собираться на поиски проклятой серебряной жилы. Лучшего для наших врагов и придумать было нельзя: им было очень на руку, чтобы мы разделились на маленькие группы.

Генерал-капитан назначил членов первого городского совета, в который вошли его самые верные товарищи, и вознамерился раздать шестьдесят земельных наделов с индейцами самым отважным членам экспедиции. Мне казалось преждевременным раздавать землю, которая нам не принадлежала, особенно потому, что мы еще не знали, каковы настоящие просторы и богатства Чили. Но так поступают всегда: водружается флаг, земля официально объявляется испанской территорией, а уже потом решается проблема, как превратить то, что на бумаге, в реальность, а для этого нужно отнять землю у индейцев и к тому же принудить их работать на новых хозяев. Впрочем, я была очень польщена тем, что Педро назвал меня главным своим капитаном и выделил мне самый большой надел земли со всем его населением. Аргументировал он это тем, что я перенесла не меньше опасностей, чем самые храбрые из солдат, несколько раз спасала всю экспедицию и, если труды наши тяжки и для мужчины, то тем более тяжки они для хрупкой женщины. Хотя назвать меня хрупкой было большим преувеличением, в тот момент никто не стал вслух возражать против решения Вальдивии, но впоследствии Санчо де ла Ос не преминул воспользоваться этим поступком Педро, чтобы подогреть недовольство бунтовщиков. Я подумала о том, что, если когда-нибудь эти мифические имения станут реальностью, я, скромная уроженка Эстремадуры, стану одним из самых богатых землевладельцев в Чили. Как обрадовалась бы моя мать, если б узнала об этом!

За несколько месяцев на пустом месте будто чудом поднялся город. К концу лета было построено уже много симпатичных домов, посажены ряды деревьев, чтобы на улицах была тень и пели птицы, люди в своих огородах собирали первый урожай овощей, животные выглядели здоровыми, делались запасы на зиму. Наше благополучие раздражало живших в долине индейцев, которые уже не сомневались, что мы решили надолго здесь обосноваться. Они справедливо полагали, что скоро приедут еще уинки, чтобы отнять у них земли, а их самих превратить в рабов. И пока мы занимались строительством, индейцы занимались подготовкой к войне.