Инерция страха. Социализм и тоталитаризм - [21]

Что же утверждает по этому поводу марксизм? Что обще­ственное бытие определяет общественное сознание. В послед­нем советском учебнике по историческому материализму мы читаем: "К.Маркс и Ф.Энгельс показали полную несостоятельность идеалистических воззрений на общество, которые ранее господ­ствовали в социологии. Они научно доказали, что главной и определяющей стороной общественной жизни является не иде­альный, а материальный фактор, и прежде всего производство жизненных благ. Материальное производство, согласно учению исторического материализма, составляет основу и решающую силу общественного развития, определяющую в конечном счете все другие стороны общественной жизни. Сознание людей не только является первичным по отношению к материальной жи­зни общества, но наоборот зависит от нее, определяется ею."

Тремя страницами ниже находим следующее, весьма приме­чательное пояснение:

"Мысли, желания, настроения людей возникают и видоизме­няются на базе их практических жизненных потребностей и зависят в конечном счете от степени развития их материального бытия, от их экономического положения в обществе."

Таким образом, здесь происходит перестановка двух верхних уровней иерархии; утверждается, что те планы поведения, которые нам кажутся высшими, на самом деле являются производными от планов поведения — и вообще от реальности — экономи­ческого уровня. Где же "научное доказательство" этого чрезвычайно сильного утверждения, данное якобы Марксом и Энгельсом? В учебнике мы его, конечно, не находим, ибо такового не существует и никогда не существовало в природе. Все, что можно найти на эту тему у основоположников марксизма, это указание на несколько параллелей между развитием материального производства и идеями, господствующими в обществе.

Но эти параллели (существование которых бесспорно и не Марксом впервые отмечено) ничего не доказывают. Идеи и мате­риальное производство взаимозависимы и развиваются в тес­нейшей связи, это несомненно. Вопрос состоит в том, каков ха­рактер этой связи. Никто не отрицает, что действия генералов существенно зависят от того, а в чем-то и определяются тем, ка­кие у них солдаты. Но значит ли это, что "в конечном счете" сол­даты командуют генералами? Что от искусства полководца не зависит исход битвы?

Для отношения управления характерно то, что нижний уро­вень не определяет, а лишь ограничивает возможности; определяет-то как раз верхний, управляющий уровень: определяет выбор между различными возможностями. Имея взвод солдат, ни один, даже самый гениальный, полководец не сможет разбить армию. Только в этом тривиальном смысле и можно говорить, что бытие определяет сознание. Что же касается развития, то его пружины надо искать в области управляющего, а не управляемого.

В марксизме экономическая жизнь именуется базисом, а институты, выражающие общественное сознание, — надстройкой. С этой терминологией вполне можно согласиться. Но почему отсюда следует, что базис имеет определяющее значение, а надстройка — нечто второстепенное, производное? Такой вывод можно сделать только, если ограничить свое мышление средневековыми категориями субстанции, количества и качества, первичности и вторичности и т.п. Именно таков стиль мышления марксистов. Кибернетик и вообще современный человек, мыслящий в терминах систем и отношений, обнаружив базис и надстройку в сложной системе, скорее сделает вывод об управляющей, определяющей роли надстройки. В конце концов, и голова у человека — надстройка над телом! Так что же существенно в отличии человека от животного: детали пищеварительного процесса или устройство головы?

Голодное брюхо к ученью глухо, — справедливо замечает по­словица. Но это вовсе не значит, что, съев мозг умного человека, можно поумнеть самому и научиться тому, что умел делать по­койник. Основное положение исторического материализма на­поминает наивную веру дикаря в прямое воздействие съеденной пищи на образ мышления. Интересно отметить, что эта вера ос­новывается не на опыте, а на внешне правдоподобных "общих соображениях". Точно то же имеет место и в случае историче­ского материализма. Фактов нет. Есть только "общие сообра­жения".

Влияние экономики на политику и идеологию, столь милое сердцу марксиста, конечно, существует. И, конечно, оно бывает не только явным, но и неявным, скрытым. Прослеживать и обнаруживать его — важная задача историка и социолога. Но воз­водить это в принцип общественного развития можно только догматически, вопреки очевидности.

Мы едим для того, чтобы жить, а не живем для того, чтобы есть. Мы знаем, что экономические факторы налагают на нас определенные ограничения. Но мы знаем, что у нас есть также и другие — высшие — цели. И мы умеем соотносить с ними экономические цели. "Все это иллюзии, — говорит нам марксист. — На самом деле все ваши высшие цели — это ловко замаскированный интерес класса, к которому вы принадлежите."

О, волшебное сочетание слов "на самом деле"! Когда вам показывают на белое и говорят, что на самом деле это черное, и только кажется вам белым, то возразить нечего. Можно только попытаться понять,