Индукция страсти - [8]

– Я опоздала с тем, чтобы первой сообщить тебе новость из-за пробок и задержки изготовления подарка для твоего отца. Наверное, это и моя вина, что ты так отреагировал на события и наше решение развестись. Но это ничего не меняет, сынок. Мы останемся семьёй, будем собираться по праздникам и на другие события, вместе отдыхать, и это никак не скажется на нашем будущем, – уже мягче добавляет она.

– Не скажется, – повторяю её слова.

– Нет, ни капли, обещаю. Просто пришло время нам с твоим отцом увидеть другую жизнь. Мы провели вместе долгое время, и я никогда не чувствовала себя так, как сейчас. Мне нравится то, что я, наконец-то, свободна, понимаешь? Меня никто не выгонял, это я предложила обдумать развод. Это моё решение, потому что я тоже хочу быть счастливой. Хотя бы на старости лет узнать, а что такое чувства. Знаешь, смотрю на Таддеуса и завидую ему, он влюблён, его глаза горят, и я желаю тоже ощутить это. Мы счастливы, каждый по-своему, но счастливы, Эйс. Развод – это верно принятое решение. Мы не сообщили тебе о нём, чтобы не волновать, да и о таких вещах не говорят по телефону, тем более, когда ты постоянно занят и оставляешь для разговора две минуты. Пойми нас, мы сделали то, что поможет каждому из нас обрести покой и радость, – она кладёт руку мне на грудь и похлопывает по ней. Нервничает, боится моей реакции, и это всё скучно, прозаично, и мне не нужно даже напрягаться, чтобы понять это. И если бы она немного присмотрелась ко мне, то поняла бы – я абсолютно спокоен. Её монолог пресен и нелеп в данной ситуации, меня не волнует, по какой причине они это сделали. Последствия – вот о чём я думаю.

– Но никто из вас не подумал, как это отразится на мне. Я говорю сейчас не о вашем глупом желании разорвать узы брака, который был лишь на бумаге, я говорю о другом. О ней. Эта женщина, находящаяся в поместье, имеет самую низменную и примитивную ступень развития. И вы, мадам, допустили это. Для чего? Почему не угадали то, что за этим последует? – Отхожу на шаг, не позволяя ей продемонстрировать ещё более удушающую нежность. Она лишняя для меня, отвратительная и приторная, вызывающая негодующий ответ моего разума.

– Ты о Бланш? Боже, Эйс, сейчас каждый третий мужчина нашего круга имеет постоянную любовницу, и это не новость. Это даже повышает самооценку в глазах окружающих. Бланш хоть и проститутка, но очень дорогая и профессиональная. Я никогда не видела, чтобы глаза твоего отца так светились от радости и удовлетворения. Он счастлив с ней, и какая разница, платит он ей или же нет? Меня это не обижает, я хочу, чтобы он был доволен и рад тому, что с ним происходит. Он изменился, стал более мягким, мы даже можем вместе обедать и смеяться, как старые друзья, когда такого ни разу не происходило с нами в браке. Бланш помогла ему стать мужчиной, которого я не смогла открыть. И она не собирается выходить за него замуж или же требовать большего от него. Нет, она одна из немногих, кто выполняет свою работу, следуя собственному кодексу и графику. Тебе незачем о ней беспокоиться, ваше наследство останется нетронутым.

– Мадам, откуда такие выводы? С чего вы решили, что меня интересуют деньги Таддеуса? Нет. Моя карьера. Вы поставили её под угрозу. Я работал столько лет, сделал себе имя, сам себя создал, а теперь появляется эта женщина, и мой отец сошёл с ума. Никто даже не подумал, а что будет со мной? Как это отразится на моём статусе, и что скажет руководство о безнравственном поведении моего родственника, отказавшегося служить Англии? Ох, не надо упоминать о моём эгоизме, мадам, потому что именно вы со своим мужем поступили так. Вы поставили клеймо, оскорбляющее всё, над чем я работал столько лет. И не риск нарушить мою поездку не позволил вам поделиться со мной планами, а страх узнать, что только я в здравом уме и могу точно дать оценку происходящему, доказав вам, как ничтожна ваша жизнь. Вы боитесь правды, которую говорю вам именно я, считая это психологическим отклонением, – заканчиваю речь и немного приподнимаю подбородок. Я так делаю всегда, когда уверен в своих словах и суждениях, это моя точка.

Мама обижена, глубоко уязвлена, и это явно написано на её лице, но я ничего не чувствую. Да, вероятно, я не такой, как множество людей, в восприятии эмоционального разговора или же ситуации, но не могу измениться, потому что мой разум неподвластен ничему, и останавливать его не собираюсь.

– Боже, Эйс, мне так жаль, – в её глазах скапливаются слёзы, и она слабо качает головой, пряча взгляд, и сейчас будет пытаться выйти из этой ситуации так, словно стала жертвой обстоятельств. Я знаю это, и меня не обмануть ни слезами, ни истерикой, ни мольбами. Ничем.

– Ты настолько увлечён своей работой, что забыл – вокруг тебя живые люди такие, как я и Таддеус, Молли и Стэнли. Неужели, ты, действительно, не испытываешь ничего к нам, раз думаешь сейчас лишь о своём статусе? Неужели, тебе неважно, что и я, и отец не могли больше быть вместе даже ради тебя? А мы это делали более тридцати лет, твой отъезд позволил нам расслабиться, и никто больше не упрекал нас в том, что мы жили раздельно. Постоянные опасения, что ты можешь сорваться или же сделать что-то страшное, изъедали нас, и мы терпели, пока не устали окончательно. И сейчас ты смеешь обвинять меня в том, что мы не думали о тебе? Как же ты жесток к нам, Эйс! – От её истеричного вскрика я кривлюсь и поворачиваю голову. Она плюётся, и мне это не нравится.