Индо-пакистанский конфликт 1947-1948 годы - [32]

⁴⁹.

Встреча в отеле «Париж» не ограничилась раздачей министерских портфелей и изданием прокламации. Там же, по-видимому, состоялись переговоры «министров в изгнании» с вождями пуштунских племен с целью выработки плана вторжения в Кашмир. Разведка и полиция махараджи давно уже следили за некоторыми деятелями Мусульманской конференции и за самим Ибрагим Ханом. 5 октября помощник суперинтенданта полиции в кашмирском городе Музаффарабад сообщил своему начальству в Сринагар о том, что Ибрагим Хан из Пунча и султан Боя, один из патанских вождей, на днях побывали также в Пешаваре, где останавливались в «Мусульманском отеле Карачи». (По всей видимости, там их принимал не кто иной, как Абдул Кайюм Хан, глава провинциального правительства). Из Пешавара Ибрагим Хан возвратился лишь накануне, сразу отправившись в Марри, пакистанский курортный городок на границе с Кашмиром. Оттуда он якобы пытался переправить через реку Джелам партию оружия и боеприпасов в Пунч, на территорию княжества.

Через несколько дней с вождями патанских племен изъявил желание встретиться сам премьер-министр Пакистана Лиакат Али Хан. С этой целью 8 октября 1947 года они были приглашены в Равалпинди, фактически вторую столицу Пакистана в те годы. На этот раз встреча прошла на официальном уровне и широко освещалась прессой. Официальная пакистанская газета «Dawn» писала по этому поводу:

«Они [вожди] заверили премьер-министра, что будут сражаться за Пакистан на любом фронте и готовы пожертвовать людьми, деньгами и материалами ряди дела Пакистана. Они только ждут приказов от Каид-и-Азама [ «Великого вождя», то есть Джинны]. Мистер Лиакат Али Хан выразил глубокую признательность и удовлетворение такой поддержкой»⁵⁰.

А еще неделю спустя, 14 октября 1947 года, все та же газета «Dawn» объявила о начале «новой политики» в отношении оружия, которым традиционно владели воинственные патаны Северо-Западной пограничной провинции. Отныне, – писала газета, – правительство изъявляло готовность «выдавать лицензии на ношение винтовок и пистолетов всем достойным гражданам, за исключением тех, кто известен своими антипакистанскими настроениями». (Под последними, без сомнения, подразумевались «краснорубашечники» Абдул Гаффар Хана и отряды Факира Ипи). Мало того, правительство объявляло, что «в связи с изменившимися условиями», все конфискованное ранее оружие будет вывезено из «нынешних мест хранения» и вновь роздано местному населению⁵¹. После того, как раздача оружия была завершена, вождям племен было предложено начать пропагандистскую кампанию, распространяя среди патанов слухи о том, как притесняют мусульман в Кашмире, и призывая их к освобождению своих единоверцев из под власти индуса-махараджи. Где же все эти вожди были раньше, когда их единоверцев притесняли в Восточном Пенджабе? Почему не пытались защитить своих братьев-мусульман от зверств сикхских и индусских фанатиков? Причина проста: большинство простых патанов просто не знало об этом. Неграмотные горцы газет не читали…

Итак, вождям племен – маликам и сардарам – разрешили беспрепятственно вооружаться, а те в знак благодарности принесли «клятву верности» новому хозяину, обещав бороться за интересы Пакистана «на любых фронтах». Теперь пакистанские войска можно было беспрепятственно вывести из Полосы племен. Их предполагалось сконцентрировать в нескольких центрах и там провести реорганизацию, чтобы сформировать новую, Пакистанскую армию. Весь план по выводу войск, который предполагалось осуществить в декабре 1947 года, получил кодовое название «Операция «Кёрзон» – в честь лорда Кёрзона, бывшего министра иностранных дел Великобритании, который в 1899–1905 гг. был вице-королем Индии и прославился своей одержимостью идеей «русской угрозы» для Британской Индии.

Но этим «плата за лояльность» вождям племен не ограничивалась. Некоторые из зажиточных патанских вождей обзавелись городскими домами в Пешаваре, которые были брошены индусами и сикхами, бежавшими в Индию или убитыми мусульманскими фанатиками. Менее богатые патаны последовали за ними и получили возможность найти работу в густонаселенных дистриктах. Так племена патанов впервые столкнулись с переделом собственности, сравнимым разве что с «Хрустальной ночью» в гитлеровской Германии. События в пакистанском Пенджабе стали прецедентом; Кашмир должен был стать продолжением. Те, кто не успел обзавестись собственностью в Пенджабе, надеялся разжиться в Кашмирской долине. Тем более, что грабежи являлись традиционным ремеслом многих племен в течение многих веков. Земли, пастбища, дома и фабрики были бы разделены между сардарами и маликами, а простым горцам, как обычно, хватило бы и того, что каждый из них сможет награбить и унести с собой.

…20 октября 1947 года первые новости о передвижении боевиков-пуштунов из Полосы независимых племен к границе Кашмира дошли до сведения командира Пешаварской пограничной дивизии Пакистанской армии, английского генерал-лейтенанта Росса Маккея. Ему сообщили, что около 900 боевиков из племени масудов на грузовиках пересекли Аттокский мост через реку Инд у Хушалгарха. Маккей запросил губернатора Северо-Западной Пограничной провинции Каннингэма о том, какие превентивные меры следует принять в связи с этим, однако, по его словам, «он сам едва ли мог предпринять что-либо, так как в то время в его распоряжении практически не было организованных частей».