Он ничего не сказал, так как был вообще неразговорчив, но взял один конец скатерти и прикрыл им то, что спустилось.
— Мне кажется, — проговорил он, ставя лампу, — наш друг Имрей возвратился… Так вот оно что!..
Под столом послышалось движение; оттуда выползла маленькая змея; удар удочки переломил ей спину. Мне было так дурно, что я не сделал никакого замечания.
Стриклэнд пил и размышлял. То, что лежало под скатертью, не проявляло признаков жизни.
— Это Имрей? — сказал я.
Стриклэнд откинул на одно мгновение скатерть и взглянул.
— Это Имрей, — сказал он, — и горло у него перерезано от уха до уха.
Тут мы оба сказали друг другу и самим себе:
— Вот почему в доме кто-то ходил.
Тайтдженс бешено залаяла в саду. Несколько позже она открыла своим большим носом дверь в столовую.
Она втянула в себя воздух и остановилась. Разорванный холст потолка свисал почти до стола, и между ним и находкой оставался самый маленький промежуток.
Тайтдженс вошла и села. Она оскалила зубы и упёрлась передними лапами в пол. Взглянула на Стриклэнда.
— Плохо дела, старуха, — сказал Стриклэнд, — люди не влезают на крышу своих бунгало, чтобы умереть, и не натягивают холст, чтобы прикрыть себя. Следует хорошенько обдумать все.
— Обдумаем где-нибудь в другом месте, — сказал я.
— Превосходная идея! Потушите лампы. Мы пойдём в мою комнату.
Я не потушил ламп. Я вошёл первым в комнату Стриклэнда, предоставив ему заняться этим делом. Потом пришёл он, мы закурили трубки и стали думать. Стриклэнд размышлял. Я курил отчаянно, потому что мне было страшно.
— Имрей вернулся, — сказал Стриклэнд. — Вопрос в том, кто убил Имрея? Не говорите; у меня есть своё мнение. Когда я взял это бунгало, я вместе с тем взял и большинство слуг Имрея. Имрей был простодушный, безобидный человек, не так ли?
Я ответил утвердительно; хотя груда под простыней не имела ни простодушного, ни безобидного вида.
— Если позвать всех слуг, они столпятся и станут лгать, как истые арийцы. Что посоветуете вы?
— Зовите их поодиночке.
— Они убегут и расскажут новость всем своим товарищам, — сказал Стриклэнд. — Нужно разделить их. Как вы думаете, известно что-нибудь вашему слуге?
— Не знаю, может быть; хотя не думаю. Он пробыл здесь только два-три дня, — ответил я. — А вы что думаете?
— Не могу сказать ничего определённого. Черт возьми, как мог человек попасть по ту сторону потолка?
За дверью спальни Стриклэнда послышался тяжёлый кашель. Это означало, что его слуга Багадур-Хан проснулся и желает уложить спать Стриклэнда.
— Войди, — сказал Стриклэнд. — Очень жаркая ночь, не правда ли?
Багадур-Хан, магометанин в зеленом тюрбане, шести футов роста, сказал, что ночь очень жаркая, но что находят дожди, которые по милости неба принесут облегчение стране.
— Если будет угодно Богу, — сказал Стриклэнд, стаскивая сапоги. — У меня тяжело на душе из-за того, что я так безжалостно заставил тебя работать в продолжение многих дней — с самого того времени, что ты поступил на службу ко мне. Когда это было?
— Разве небеснорожденный забыл? Это было, когда Имрей-сахиб тайно отправился в Европу, никого не предупредив, а я — я имел честь поступить на службу к покровителю бедных.
— А Имрей-сахиб отправился в Европу?
— Так говорят его слуги.
— Ты поступишь на службу к нему, если он вернётся?
— Конечно, сахиб. Он был добрый господин и любил своих людей.
— Это правда. Я очень устал, а завтра пойду охотиться на оленей. Дай мне маленькое ружьё, которое я беру для такой охоты; оно вон там, в футляре.
Багадур-Хан нагнулся над футляром, подал ствол ружья и прочие его части Стриклэнду, который стал прилаживать все эти принадлежности, отчаянно зевая. Потом со дна футляра он вынул патрон и вложил его в ружьё.
— Так Имрей-сахиб тайно уехал в Европу? Это очень странно, не правда ли, Багадур-Хан?
— Как мне знать об обычаях белых людей, небеснорожденный?
— Конечно, ты знаешь очень мало. Но сейчас узнаешь больше. До меня дошли слухи, что Имрей-сахиб вернулся из своего продолжительного путешествия и в настоящую минуту лежит рядом в комнате, ожидая своего слугу.
— Сахиб!..
Свет лампы скользнул по дулу ружья, приставленному к широкой груди Багадур-Хана.
— Иди и посмотри! — сказал Стриклэнд. — Возьми лампу. Твой господин устал и ожидает тебя. Иди!
Багадур-Хан взял лампу и пошёл в столовую. Стриклэнд шёл за ним, слегка подталкивая его дулом ружья. Багадур-Хан взглянул на чёрные глубины за упавшим холстом, на змею, извивавшуюся на полу; затем — и тут лицо его приняло серый оттенок — на предмет, лежавший под простыней.
— Ты видел? — после некоторого молчания спросил Стриклэнд.
— Я видел. Я — глина в руках белого человека. Что сделает высокий господин?
— Повесит тебя через месяц. Что же иное?
— За то, что я убил его? Нет, сахиб, подумай. Гуляя среди нас, его слуг, он обратил внимание на моего ребёнка, которому было четыре года. Он сглазил его, и через десять дней ребёнок умер от лихорадки. Он, моё дитя!
— Что сказал Имрей-сахиб?
— Он сказал, что ребёнок красив, и погладил его по голове; от этого дитя моё умерло. Поэтому я убил Имрея-сахиба в сумерки, когда он вернулся со службы и уснул. Потом я втащил его на стропила и заделал потолок. Небеснорожденный знает все. Я слуга небеснорожденного.
