Индия наизнанку - [29]

Еще раз отметив про себя, что теряю вес, я расстраиваться не стал: ведь мой вес на Марсе составлял величину даже большую той, которую я весил в Москве.

Москва, кстати, для меня начинала приобретать характер какой-то полумифический.

Если бы не частые письма на родину, я бы окончательно забыл, что где-то там, на пятьдесят шестой параллели, идет снег, бывают пробки и людям нужно надевать кучу одежд перед выходом на улицу. Я наслаждался кокосами, индусами и своим марсианским весом.

На глаза мне опять, как и в Бхопале, попался ресторан «Волга». Заходить я не стал, предположив, что и этот фальшивый.

Бангалор все-таки изобиловал всякими продвинутыми местами: например, имелся национальный институт по изучению туберкулеза.

Или даже совсем не вписывавшееся в индийские реалии некое «Библейское сообщество», занимавшее целых два здания. Проводились выставки свадебных платьев, киносъемки и действовал парк аттракционов. Это лишь то, что встретилось мне за время моего недолгого пребывания тут. Помимо прочего, дважды в год в Бангалоре устраивается авиасалон, наподобие того, что проводится у нас в подмосковном Жуковском. Надписи везде были двуязычными.

Встречались и исторические места. Например, Бангалорский дворец XIX века — красивая, ухоженная (насколько это возможно в Индии) копия английского Виндзорского замка. Неподалеку от него, на огромном выжженном солнцем пустыре, ожесточенный погонщик слонов отчаянно лупил своих животных, пытаясь чего-то от них добиться. Слоны нервничали, а когда я решил заснять на видео весь процесс, занервничал и погонщик. Не став больше злить животных и их злого хозяина, я поспешил удалиться.

Из забавных фактов про Бангалор можно упомянуть, что его городами побратимами являются два таких небезызвестных постсоветских города, как Харьков и Минск. Что уж там их роднит, подозреваю, не ответит мне большинство харьковчан, минчан, и — уж тем более — бангалорцев.

Вообще, я иногда задавался вопросом, как так два города становятся побратимами. Есть подозрение, что дальше совместных посиделок в кабаках официальных делегаций от обоих городов дело редко заходит. Ну, возможно, кто-то из делегатов в баню вместе ходил/проституток снимал (это если уж совсем побрататься хочется) и памятными табличками обменивался. Вот, например, у абхазской Гудауты есть побратим — российский город Кинешма. Сколько бы ни приезжал я в эту самую Гудауту, как-то побратимостью с Кинешмой там и не пахнет.

Братство в Гудауте совсем другое, кавказское, но вектор братства — явно не в сторону Кинешмы. Ни одного памятного знака в Гудауте по этому поводу тоже не видно.

Возможно, в советское время побратимство и имело какой-то осязаемый смысл[13]: скорей, для тех, кому помогал Советский Союз, а не для самого Советского Союза. Вот, например, приезжали в замбийскую столицу Лусаку ее советские побратимы из Душанбе[14] — и строили-строили дороги, школы, больницы… Сейчас же, думаю, речь не заходит дальше демагогических выступлений политиков и прочих делегатов.

Ну да ладно, вернемся к Индии.

В Бангалоре уже смеркалось, и я поспешил на вокзал, пребывая в некотором удовлетворении от города. Бангалор, как я уже неоднократно упоминал, был городом продвинутым и технологичным. Как доказательство тому — на отправлявшихся с бангалорского вокзала поездах, на каждой двери висел распечатанный список пассажиров — невиданный для Индии сервис! Нашел среди индийских фамилий и свою — ведь я был счастливым обладателем полноценного плацкартного места с индивидуальной койкой, на которой за ночь я благополучно добрался до Ченная.

***

Ченнай — бывший Мадрас — старый колониальный город, воспетый в книжках о Синдбаде-мореходе. Население его лишь немногим уступало бангалорскому: четыре с половиной миллиона против пяти с небольшим. Впрочем, приезжающему сюда ненадолго это было не заметно.

Было раннее утро.

Прибывающих в этот многомиллионный город встречал относительно чистый вокзал с кучей разнообразных справочных и контор, и — что самое удивительное — на вокзале существовала специальная служба для инвалидов: поезда встречали особые служащие с инвалидными колясками и выгружали нетранспортабельных индусов из вагонов, куда-то их увозя (возможно, пересаживая на городские автобусы).

Я начал было думать: «Какая-то это совсем не индийская Индия…». Мои сомнения быстро развеялись: по мере удаления от вокзала количество спящих посреди улиц бездомных увеличивалось, просыпались коровы, открывались вонючие коптящие едальни. Это была все-таки еще Индия. Я в который раз убеждался, что индийские города-миллионеры — не самое лучшее место для существования, поэтому постарался поскорее скрыться из пробуждающего мегаполиса.

Тем более что в городе мне делать было нечего: я направлялся в Ауровиль.

Ченнай только просыпался: сонные горожане (более цивильные, чем столичные, делийские жители) слушали продавца газет в надземном метро, кто-то даже (!) мел улицу, а коровы казались чуть более сытыми, чем коровы в других индийских городах.

Перешагивая через спящих бомжей, спотыкаясь о кучи мусора, я продвигался с одного ченнайского вокзала на другой, чтобы сесть на пригородную электричку и уехать отсюда. Пока я тщетно разбирался в хитросплетении наземного железнодорожного транспорта, город окончательно пробудился и нагрелся.