Индивидуализированное общество - [17]

Итак, с одной стороны, наблюдается снижение интереса людей к совместным и общим делам. Этому потворствует и содействует государство, готовое с радостью передать как можно больше своих прежних обязанностей и функций в сферу частных интересов и забот. С другой стороны, нарастает неспособность государства решать проблемы даже в пределах своих границ, равно как и устанавливать нормы защищенности, коллективные гарантии, этические принципы и модели справедливости, которые могли бы ослабить чувство ненадежности и ощущение неопределенности, подрывающие уверенность человека в себе - необходимое условие любого устойчивого участия в общественной жизни. Совокупным результатом этих процессов оказывается расширяющаяся пропасть между «общественным» и «частным», постепенный, но неуклонный упадок искусства перевода частных проблем на язык общественных и наоборот, искусства поддерживать диалог, вдыхающий жизненную силу в любую политику. Вопреки постулатам Аристотеля, понятия добра и зла в их нынешней, «приватизированной» форме не создают ныне представления о «справедливом обществе» (и, соответственно, об общественном зле); а если и возникают надежды на существование некоего «доброго начала», стоящего выше отдельных личностей, то они уже не связываются с государством.

Обретение знаний представляет собой мощное, возможно, даже самое могучее из доступных человеку орудий, - но лишь в предсказуемой среде, где определенный тип поведения в большинстве случаев, всегда или почти всегда вознаграждается, в то время как другой с такой же вероятностью карается. Однако способность человека изучать, запоминать и усваивать тот или иной тип поведения, успевший уже доказать свою полезность в прошлом (то есть обеспечивавший вознаграждение), может оказаться самоубийственной, если связи между действиями и результатами являются случайными, преходящими и меняются без предупреждения.

Ричард Сеннетт недавно вновь встретился с работниками хлебопекарни в Нью-Йорке, условия труда которых он изучал тридцать лет тому назад. Оказалось, что «рутинизация труда», по поводу которой булочники высказывали раньше жалобы и недовольство, тем не менее «создавала условия, дававшие работникам возможность отстаивать свои требования, порождавшие арену для расширения их возможностей». Рутина, заключает Сеннетт, «может унижать человека, но может и защищать его; она может расчленять труд, но делать жизнь единым целым» [18]. Но рутине едва ли найдется место в современной системе господства, которая (по Беку) создает условия для поисков биографических решений системных противоречий. Сегодня условия изменяются внезапно, попирая любые разумные представления и не следуя твердой логике или внятным схемам. Возникает ощущение «разъединенного времени», идущего от неожиданного эпизода к непредвиденному и угрожающего способности человека составить из отдельных фрагментов целостное повествование. Представители старшего поколения помнят, что в годы их юности люди строили жизненные планы с расчетом на длительную перспективу, долгосрочными были и их обязательства, и отношения с окружающими; сегодня, однако, даже они задумываются о том, осталось ли какое-то реальное содержание в идее долгосрочности. Они не могут доходчиво объяснить ее значения молодежи, которая не вникает в их воспоминания, а черпает свои знания о мире из того, что видит вокруг. Один из собеседников Сеннетта признался: «Вы представить себе не можете, как глупо я себя чувствую, когда говорю со своими детьми об обязательствах; для них это лишь абстрактная добродетель, которой они не видят в реальной жизни».

Разделяй и властвуй

При прежней системе общественного устройства обе стороны властных отношений хорошо знали, что им предстоит сосуществовать в течение долгого времени, так как каждая из них нуждается в другой. Обязательства были взаимными. На классической фордовской фабрике, в той идеальной модели, которой стремились следовать все институты периода «прочной модернити», включая и гигантские промышленные предприятия Советского Союза, богатство и власть Форда зависели от его работников, а их благосостояние, в свою очередь, зависело от Форда и его помощников. Обе стороны знали, что они будут встречаться [и взаимодействовать] снова и снова, как на следующий день, так и течение многих месяцев и даже лет. Этот долгосрочный временной контекст позволял им рассматривать свои взаимоотношения как «конфликт интересов» (а между случайными встречными не может быть конфликта) и искренне стремиться к его смягчению, сведению к приемлемому уровню и даже к попыткам разрешить его ко взаимному удовлетворению. Каким бы антагонистическим, неприятным и раздражающим ни было это сосуществование, стороны стремились выработать взаимоприемлемые подходы, четко сознавая, что их совместное существование будет носить долгосрочный характер. Вырабатывая же условия сосуществования, стороны проникались уверенностью в том, что этот режим будет устойчивым. Таким образом, они получали надежные рамки своих ожиданий и планов на будущее. Именно ради этого и ведутся любые переговоры. Именно перспектива достижения этой цели обеспечивает заинтересованность сторон в продолжении обсуждений и споров, выработке компромиссов и договоренностей, заставляет их поддерживать взаимные отношения.