Индира - [7]

— Где же ты ее нашла?

— В доме моей тети.

— Она брахманка или из касты писцов?

— Из касты писцов.

— Ох, чтоб ей пусто было, твоей тетке! — запричитала старуха. — Разве можно брать кухарку из касты писцов? А вдруг нам придется угощать брахманов, что тогда прикажешь делать?

— Ну, такое не каждый день случается, — возразила Шубхашини. — И потом, когда это еще будет. Понадобится, найдем и брахманку, хотя все они слишком заносчивы. Стоит заглянуть к ним на кухню, как они тут же выбрасывают всю утварь[17] и начинают совершать очистительное жертвоприношение. Будто мы неприкасаемые!

Я была в восторге от Шубхашини: судя по всему, она умела держать в руках эту «бутылку».

— Правда твоя, доченька, — согласилась свекровь. — Чем человек проще, тем с ним легче. Ладно, возьмем на время девушку из касты писцов. А сколько ей нужно платить?

— Об этом мы еще не договаривались.

— Как это можно! — возмутилась старуха. — Привести в дом человека, не договорившись с ним о жалованье! Сколько ты хочешь? — обратилась она ко мне.

— Я пришла искать у вас приюта, — отвечала я. — И согласна на любое жалованье.

— Конечно, брахманке мы платили бы больше. Но ты из касты писцов, поэтому я дам тебе три рупии в месяц, еду и одежду.

Услыхав, что я буду получать три рупии в месяц, я едва не разрыдалась, так это меня оскорбило. Но мне нужен был кров, поэтому я согласилась.

Однако этим дело не кончилось. Видимо, в «бутылке» оставалось еще много чернил.

— Сколько тебе лет? — спросила она. — В темноте разобрать трудно, но голос как будто молодой.

— Девятнадцать.

— Иди тогда отсюда, милая, поищи работу в другом месте. Я не держу в доме зрелых девиц.

— Почему, мама? — вмешалась в разговор Шубхашини. — Разве они не умеют работать?

— В своем ли ты уме! — рассердилась свекровь. — Они дурного поведения!

— Ну что вы, мама? Неужели все женщины плохо ведут себя?

— Не все, конечно, только бедные, которым приходится работать.

Тут уж я разрыдалась и выбежала из комнаты.

— Что, ушла эта девка? — забулькала бутылка с чернилами.

— Кажется, ушла, — отвечала Шубхашини.

— Вот и хорошо.

— Но я ее так не отпущу, надо ее прежде накормить.

И Шубхашини пошла за мной. Когда она ввела меня к себе в спальню, я с жаром воскликнула:

— Зачем вы удерживаете меня? Лучше умереть с голоду, чем остаться в вашем доме и выслушивать такие оскорбления.

— Это верно, — проговорила Шубхашини. — Но прошу тебя, переночуй у нас сегодня.

Куда мне было идти? Я вытерла слезы и осталась.

— Куда же ты пойдешь от нас? — спросила, помолчав, Шубхашини.

— К Ганге.

На этот раз заплакала Шубхашини.

— Не надо, — сказала она. — Я что-нибудь придумаю. Ты только выслушай меня спокойно.

И она позвала служанку по имени Харани. В комнату вошла полная женщина, лет сорока пяти, с темным лоснящимся лицом, с которого не сходила улыбка. Но характер у этой женщины, как видно, был горячий.

— Позови его, — приказала Шубхашини.

— Ну, позову, а что толку? Разве он придет в такой поздний час?

— Твое дело позвать, — нахмурила брови молодая хозяйка.

Служанка, посмеиваясь, ушла.

— За кем ты послала? — спросила я. — За мужем?

— Конечно, не за лавочником же, в такую пору!

— Мне уйти? — осведомилась я.

— Нет, оставайся.

Вскоре пришел ее муж. Он был очень хорош собой.

— Зачем ты звала меня? — спросил он, входя в комнату. Тут он увидел меня и очень удивился: — А это кто?

— Ради нее я и пригласила тебя, — пояснила Шубхашини. — Наша кухарка уходит. Я привела эту девушку от тетки, чтобы взять ее на место кухарки. Но твоя мать не хочет.

— Почему?

— Мама говорит, что она «зрелая».

Муж Шубхашини усмехнулся.

— Чем же я могу помочь?

— Оставь ее.

— Зачем?

Шубхашини подошла к мужу и тихо, чтобы я не слышала, проговорила:

— Таков мой приказ.

— Повинуюсь, — шепотом ответил муж.

— Когда? — спросила молодая женщина.

— За ужином.

— Теперь меня возьмут, я знаю, — сказала я, когда муж Шубхашини вышел, — но зачем мне оставаться и терпеть оскорбления?

— Ну, об этом поговорим после. Ганга никуда от тебя не уйдет.

Ровно в девять часов вечера Ромон-бабу, муж Шубхашини, пошел ужинать. Мать сидела с ним рядом.

— Пойдем посмотрим, что будет, — сказала Шубхашини и потащила меня за собой. Спрятавшись за дверью, мы стали наблюдать.

К ужину подали много всяких блюд, но Ромон-бабу, отведав понемногу, отодвинул их от себя и не стал есть.

— Что с тобой, сынок? — встревожилась мать.

— От такой еды и мертвый отвернется! Наша кухарка-брахманка отвратительно стряпает. С завтрашнего дня буду обедать у тетки.

— Не надо, — огорченно сказала мать, — я найму другую кухарку.

Ромон-бабу ничего не сказал, вымыл руки и покинул комнату.

— Из-за нас он остался голодным, — вздохнула Шубхашини. — Зато теперь все улажено!

Я в смущении молчала, не зная, что сказать.

В это время появилась Харани.

— Свекровь вас зовет, — обратилась она к Шубхашини и, глянув в мою сторону, прыснула.

Видно, смех по любому поводу был слабостью Харани. Шубхашини направилась к свекрови, а я стояла за дверью и слышала весь их разговор.

— Эта девушка уже ушла? — спросила старуха.

— Нет, я же сказала, что не отпущу ее, пока не накормлю.

— А как она стряпает, не знаешь?

— Не знаю.