Индейцы озера Титикака - [38]

Каллахуайа — единственные из встречавшихся мне индейцев, которые хоть как-то знают свою историю. У них сохранились устные предания о том, что их предки были лекарями у двора Инки и были знакомы с врачеванием очень давно. Рассказывают они и древние легенды и сказки, которые имеют часто здоровое, логически и исторически обоснованное ядро. Одну из них, напоминающую об эпохе тотемовых животных, я приведу.

Когда-то давным-давно захотели животные властвовать над людьми, и Лиса провозгласили верховным владыкой всех живых тварей на свете. Его секретарем стал один каллахуайа, который трудился очень усердно, был терпеливым и бдительно следил за всем. Через какое-то время людям разонравилось, что ими правят звери, и прежде всего они были недовольны Лисом. Отправились они тогда к его секретарю, к тому самому каллахуайа, все ему сказали и просили совета и помощи.

Тот объяснил, что не так-то легко избавиться от владычества Лиса, поскольку у него в руках мощь и оружие, деньги для подкупа, он очень хитер, звери его боятся и беспрекословно ему повинуются. Люди были изрядно разочарованы словами каллахуайа и ушли; каллахуайа, однако, начал после этого размышлять и постепенно придумал план, как избавиться от тирании Лиса и вообще от власти зверей.

Он решил, что перестанет выполнять Лисьи приказы и работать за него. Спустя короткое время получилось так, что звери стали обращаться все больше и больше к индейцу, просили у него совета и помощи, а тот завоевывал все большее влияние, главным образом, у тех, кто занимал высокие должности. Осторожный, хитрый, рассудительный и упорный, он поступал так вплоть до того дня, когда ему показалось, что пришло время действовать. Тогда каллахуайа созвал тайное собрание самых важных животных, своих друзей, и обратился к ним с такими словами: «Друзья, наш правитель Лис уже старый. Он даже не ест цыплят, и мы не можем делать за него больше, чем уже делаем. Было бы лучше всего, если бы он уступил власть кому-нибудь из своих сыновей».

Наступила мертвая тишина. Каждый размышлял об отважных словах своего друга индейца, пока наконец Свинья не сказала: «Сыновья Лиса слишком малы для такого важного дела. Но ты, благородный каллахуайа, знаешь все тайны власти и к тому же ты показал себя как благородный друг всех нас. Предлагаю поэтому, чтобы бразды правления взял ты!» — «Так, так!» — присоединилась к Свинье Собака, и вслед за ней восторженно выразили свое согласие все животные.

Так каллахуайа стал правителем, а Лис со своей семьей должен был отправиться в изгнание. Хитрый индеец достиг своего. Затем он собрал людей и сказал им: «Я добыл для вас власть, как вы меня просили. Сверг иго Лисьего владычества и господство зверей. Вы довольны?» Люди поклонились каллахуайа и признали, что он хитрее самого Лиса.

* * *

В деревне неполная сотня жителей, и две трети домов в ней заброшены. Люди, можно сказать, толпами покидают этот край, поскольку здесь невозможно сносно прокормиться. Прежде всего недостает шоссе, которое связывало бы край в течение целого года с остальной Боливией и со столицей. Оно дало бы крестьянам возможность продавать свои продукты и привозить то, что им нужно. Вот так и живет большинство крестьян в провинции сегодняшним днем, поэтому люди охотно уезжают туда, где жизнь легче. Остаются лишь те, кто ездит по миру с лекарствами и дополняет своим врачеванием скудные доходы, которые дает земледелие.

В давние эпохи край был населен, несомненно, гораздо более густо, чем теперь. Об этом свидетельствуют остатки старых укрепленных селений, которые я нашел на окрестных возвышенностях, и множество мест погребений, рассеянных по всему краю. Пока я имел возможность заниматься погребениями, у меня усиливалось впечатление, что почти все они носят вторичный характер, как это вообще распространено по всей Америке. Покойника хоронили сначала в одном месте, затем, по прошествии определенного периода, достаточного для того, чтобы мягкие ткани полностью разложились, могилу вскрывали, кости очищали и вместе с жертвенными предметами, например, с глиняными сосудами и мисками, бронзовыми иглами и украшениями, хоронили в другую небольшую круглую или, реже, четырехугольную могилу, выложенную плоскими камнями, причем кости складывали без какого-нибудь порядка. Сверху обычно лицом вниз клали череп. Могила закрывалась плоским камнем и засыпалась глиной, так что она совсем не отличается от окружающей поверхности и ее трудно найти. В некоторых районах индейцы очень боятся могил, и прежде всего костей, и ни за что на свете не прикоснутся к ним, в других местах страсть к обогащению преодолела этот страх, и индейцы, по примеру городских кладбищенских воров, вскрывают могилы, кости бесцеремонно выбрасывают, а найденную бронзовую посуду продают в Ла-Пасе перекупщикам. Торговля археологическими находками весьма выгодна, иностранцы за них хорошо платят. В результате богатства неудержимо уплывают, причем нередко в дипломатическом багаже.

* * *

Из Чайайи я направился в Амарете. Кратчайший путь ведет туда прямо через горный хребет, достигающий 4200 метров высоты над уровнем моря. Это старая крутая индейская тропинка. Я приобрел тогда маленького конька, которого назвал Пепиком, и с этим коньком, который стал возить мой багаж, мы хорошо ли, плохо ли уживались. И вот однажды утром мы вместе выступили прямо вверх. Пепик топал за мною. Мы бодро поднимались два часа до зоны, где росла уже только скудная травка и паслись ламы, как обычно, под присмотром индейской девочки. Несколько раз мы отдыхали, и, когда остановились на вершине хребта, перед нами открылся прекрасный вид на новую горную котловину, где неглубоко под гребнем, едва на 300 метров ниже его, приютилось местечко Амарете, Сверху оно казалось очень красивым, с церковью посреди маленькой площади. Однако, когда мы с меньшими трудностями спустились (Пепику при спуске груз все время сползал на шею, это ему, естественно, не нравилось, и он разъяренно фыркал), то нашли, что оно гораздо более запущенное, нежели Чайайа, дома облупленные, ветхие, жителей мало, большинство их из местечка переселилось.