Инцидент в Сакаи - [8]

Шрифт
Интервал

Так они вновь свиделись с родителями, женами и детьми, которым уже отправили предсмертные завещания.

Двадцатого числа пятого месяца Южное ведомство разослало уведомления всем девятерым явиться в час Змеи, а если у кого есть отцы или сыновья, то получасом позже прибыть и им. Когда все были в сборе, помощник старейшины объявил им решение, принятое Советом чиновников Государственного надзора. Первое: лишить рисового пайка, сослать на Запад, к реке Ватаригава; выданную в Сакаи самурайскую одежду и холодное оружие оставить владельцам. Второе: родных сыновей ссыльных взять на службу, назначив содержание на двоих и жалованье в четыре коку. Третье: тем, у кого нет родных сыновей, выплачивать на месте ссылки пособие в размере содержания на двоих; выдачу произвести из амбара деревни Хатанака.

*Час Змеи — десять часов утра.*

Обсудив между собою это решение, девять помилованных поручили Хасидзуме высказаться от их имени.

— Мы шли на смерть, — сказал он, — по требованию француза и во имя отечества. К нам отнеслись как к самураям, дали разрешение на харакири. Когда же француз попросил о нашем помиловании, харакири отменили. Но мы-то ни в чем не виноваты. Почему же с нами обходятся так, будто мы не самураи? За что нас ссылают?

Чиновник Государственного надзора казался несколько озадаченным.

— Ваше недоумение понятно, — ответил он. — Но в данном случае ссылка рассматривается как искупление, прирав-

222

ненное к мукам одиннадцати, успевших покончить с собой. Придется вам с этим смириться.

Девять помилованных невесело улыбнулись.

— Смерть товарищей печалит нас денно и нощно. Если же ссылка приравнивается к их мукам, спорить не станем. Мы повинуемся.

И все девять отправились в ссылку. Их внешний вид — ритуальные шаровары, меч у пояса — был для такого случая несколько необычен. После длительного затворничества они заметно ослабели. До деревни Аса-курамура уезда Тоса дошли пешком, но дальше попросили носилки.

Местом их поселения стала деревня Нютамура в уезде Хата. Староста деревни Угаю Носин разместил их поодиночке в крестьянских домах. Но спустя несколько дней восемь человек поселились вместе в пустующем жилище. Девятого, Ёкоту, взял к себе родственник, настоятель храма Синсэйдзи секты Хоккэ, в деревню Ариокамура, расположенную в трех ри.

Девять помилованных заказали в Синсэйдзи молебен за упокой одиннадцати товарищей, принявших смерть в храме Мёкокудзи. На другой же день по прибытии на место нового поселения они принялись за дело — стали обучать местных жителей грамоте и военному ремеслу. Такэути читал с ними «Четверокнижие», Дои и Такэути учили владеть мечом.

*«Четверокнижие» — основные книги конфуцианского канона.*

С начала лета и до самой осени в деревне Нютамура свирепствовала эпидемия. В августе заболели трое новых поселенцев — Каватани, Ёкота, Дои. Выхаживать Дои приехала жена, добравшаяся сюда за сутки из селения Ясу уезда Кагами. К Ёкоте пришел девятилетний сын Цунэдзиро. Один, пешком, поспешил он за тридцать ри на помощь отцу. Мать его была совсем немощна. Эти двое постепенно стали поправляться. Скончался только Каватани — четвертого числа девятого месяца. Ему было в то время двадцать шесть лет.

Семнадцатого числа одиннадцатого месяца поступил приказ явиться к чиновнику Государственного надзора всем девятерым во главе с Хасидзумэ, хотя в живых оставалось только восемь. Отслужив молебен на могиле Каватани, остав-

223

шиеся восемь покинули деревню Нютамура и двадцать седьмого прибыли в Коти. В военном ведомстве каждый получил письменное уведомление:

«В знаменательный день восшествия на престол императора Мэйдзи даруется желанное возвращение на родину. Солдатам надлежит вернуться к своим отцам и продолжать их дело».

Правда, самурайских привилегий для них больше не существовало.

Княжество Тоса воздвигло в храме Мёкокудзи одиннадцать памятных обелисков из камня. И на тесаных камнях хранятся девять опрокинутых гробов — в память о тех, кто готов был лечь, но не лег в них. Одиннадцать каменных обелисков в Сакаи называют скорбными, а девять гробов — возвращенными. Паломничество к этим реликвиям не иссякает.

Что же касается тех одиннадцати, что совершили харакири, то после Миноуры сыновей не осталось, и род его прервался. Восьмого числа третьего месяца третьего года Мэйдзи его дом унаследовал Кусукити, второй сын его однофамильца Миноуры Кодзо. Кусукити присвоили чин и положили жалованье в семь коку и три то. Впоследствии Кусукити женился на дочери Инокити.

У Нисимуры остался отец, Сэйдзаэмон, но и тот вскоре умер. Пережил всех дед Кацухэй, который и хранил линию рода. В дальнейшем он взял приемного сына из семьи родственников по фамилии Какэи.

Сыновья старших и рядовых солдат, с малолетства привыкших к военному делу, по мере возмужания поступали на службу.

1914


Еще от автора Огай Мори
Семейство Абэ

Мори Огай (1862-1922) — один из наиболее значительных японских писателей на рубеже XIX-XX веков. Его творчество передает ощущение единства и в то же время различия двух миров — Востока и Запада. Мудрое, философски глубокое постижение жизни, бесспорное художественное мастерство писателя сделали его творчество известным не только в Японии, но и во всем мире.По единодушному признанию критиков, исторические повести писателя, являются вершиной его творчества. В них Огай обратился к художественному исследованию нравов военно-феодального дворянства, сословия самураев, из которого происходил сам.


Последняя фраза

Рассказ написан по материалам собрания заметок-дзуйхицу «Лаконичные беседы» (Итива итигэн). Это собрание представляет собой документальные записи, которые велись приблизительно на протяжении сорока лет (1779-1820). Оно состоит из 50 томов, в каждом томе 30-40 сюжетов, содержание которых разнообразно: различные общественные происшествия, сведения о чем-либо прославившихся людях, действие законов, стихотворные произведения (танка, хайку).


Месть в Годзиингахаре

Этот рассказ основан на случае кровной мести, зафиксированном в документальных исторических записях. Он имел место 14 июля 1835 года в столичном районе Канда. Необходимо иметь в виду, что «вендетта» в Японии осуществлялась отнюдь не самочинно, на нее испрашивалось разрешение центрального правительства; к поискам обидчика приступали лишь по получении соответствующей санкции. В новое, буржуазное, время «вендетта» была юридически запрещена, функции наказания преступников полностью передавались судам.


Рекомендуем почитать
Тевье-молочник. Повести и рассказы

В книгу еврейского писателя Шолом-Алейхема (1859–1916) вошли повесть "Тевье-молочник" о том, как бедняк, обремененный семьей, вдруг был осчастливлен благодаря необычайному случаю, а также повести и рассказы: "Ножик", "Часы", "Не везет!", "Рябчик", "Город маленьких людей", "Родительские радости", "Заколдованный портной", "Немец", "Скрипка", "Будь я Ротшильд…", "Гимназия", "Горшок" и другие.Вступительная статья В. Финка.Составление, редакция переводов и примечания М. Беленького.Иллюстрации А. Каплана.


Обозрение современной литературы

«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».


Деловой роман в нашей литературе. «Тысяча душ», роман А. Писемского

«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».


Мятежник Моти Гудж

«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».


Четыре времени года украинской охоты

 Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...


Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.