Иная вечность - [20]

Пожарив на мангале заблаговременно замаринованный кусочек нежирной баранины, постругав на тарелку овощи и зелень, он несколько часов не выходил из гостиной, наслаждаясь вкусом элитного виски, созерцая развешенные на стенах старинные иконы, аккуратно перелистывая страницы ветхих фолиантов.

Особым украшением коридора в доме являлось большое старое зеркало. В тот день, подойдя к нему, в очередной раз видя своё отражение в полный рост, доктор погладил ладонью богатую сюжетами инкрустированную раму, засмеялся и скорчил рожу. Через секунду тело зеркала задрожало, запело, стекло заполнилось муаровыми волнами, а потом и вовсе растворилось. Бросив беглый взгляд на камин, на циферблат чугунных часов, поставив недопитый бокал на пол, доктор шагнул в зеркало и тут же исчез…

Память

…Не откажусь от чашки твоего горячего, душистого чая.

Позволишь мне завести вон те часы на письменном столе? Не люблю, когда стрелки не показывают движений – это заставляет вспоминать, вспоминать…

Память… Да, несомненно, она сильнее времени. Она – живая. Она имеет свою собственную продолжительность существования в этом мире. Это проверено идущими впереди нас…

Хочешь ты того или нет – ты запоминаешь, помнишь…

Дай мне свою руку… Поразмышляем вместе…

Память – словно орган твоего тела. И нетлеющий спутник души.

Ты думаешь, что люди или события способны изменить твою жизнь? Ты ошибаешься. Твою жизнь способна изменить только память. Только она умеет объяснять твоё отношение к происходящему, рождать бесконечные потоки эмоций и чувства.

Память может служить лекарством. Оно утешает, приятно волнует, вызывает улыбку, располагает к творчеству. Рождает мечты снова и снова окунуться в пережитое…

В твоём чае слишком много имбиря – это отвлекает, мешает…

Дай мне холодной воды и посмотри в открытое окно… Первая четверть Луны…

Прислушайся. Замечательное сопрано в ветках акации, шелест морского прибоя. Где-то совсем рядом – мир ушедших: их дыхание и тихие шаги…

Тёплая сегодня ночь, верно?..

Память… В пьяном ветре безумства, в интенсивном движении вперёд. Вперёд так сильно, осознанно! Заведомо осознанно тобой. Даже если следующий шаг будет принадлежать чёрной пропасти… Даже если ты…

Память… Любит ли она тебя? А это не важно. Ты кормишь её с руки, позволяешь касаться груди и приближаться к тебе, когда ей вздумается. Когда ты уйдёшь – она верно последует за тобой. Не бросит. Только обронит несколько живых, красочных лепестков из своего букета на обложку твоего любимого фотоальбома.

Иногда достаточно закрыть дверь, остаться одному в полусонной, холодной комнате, как память закопошится, закричит, забьёт в висок – не выдернешь. Она не примет взятку за то, чтобы замолчать, отойти в сторону, оставить тебя в покое шерстяного пледа.

С хорошим она приходит не всегда, приходит редко.

С плохим – в любое время, особенно когда не зовёшь. Плохое воспоминание – это совесть, это голос Бога в тебе. Плохое – это вина, незавершённость, ненависть, нежелание. Это отчаянная невозможность, теперь уже исправить потерянное навсегда… Память за это, в который раз, умело искусает в кровь кожу на твоих пальцах. Ты будешь терпеть, принимать боль, жалеть себя и удивляться – зачем? Зачем это именно сейчас? За что?

Мучительным последствием – невесомая паутинка сожаления – заметил? Её иногда приносит ледяной сквозняк, и она, цепляясь за твои мокрые ресницы, пытается отчаянно сопротивляться, не закончиться вот так…

Слышишь лай бродячих собак на побережье? Рассвет совсем рядом…

Мне пора…

А ты закроешь за мной дверь и останешься один в полусонной, холодной комнате.

И вот тогда…

Попутчик (По воспоминаниям отца)

Ветеранам Космических войск посвящается…

Смеркалось… Фирменный поезд «Жигули» лениво вздрагивал на стрелках Казанского вокзала.

Моим попутчиком был мужчина лет пятидесяти, чуть выше среднего, чуть полнее нормы, чуть лысее со лба, в стареньком потёртом костюме, но при идеально отглаженной белой рубашке и галстуке. Типичный представитель командированного технаря, подумала я, исходя из опыта бесконечного количества времени, прожитого на колёсах… Он приветливо поздоровался, забросил познавший жизнь портфель в поддиванный сундук и вышел из купе, закрыв за собой дверь, предоставив мне таким образом несколько минут для обустройства, размещения нехитрого багажа и приведения себя в порядок. Через четверть часа этот ритуал в обоюдном варианте исчерпал себя, и сосед мой с юношеской сноровкой извлёк из дорожной сумки свёрток с нарезанной заранее докторской колбасой, хлебом и зелёным луком, а также необходимое дополнение ко всему этому – чекушку «Русской».

– Вы до конца? – заговорил он первым, справедливо решив, что пора разрядить некоторую напряжённость.

Я кивнула, не выдёргивая взгляда из разинутой брошюры модного в те времена чтива.

– Вот вырвешься из-под тотального контроля женушки, так почему-то в первую очередь возникает желание разрядиться, спустить пар, как говорят, – пробурчал он неназойливо, несколько извиняющимся тоном, откупоривая бутылку с заветным зельем. – Я немного, для сна, так сказать… Вы возражать не будете?

Я равнодушно пожала плечами и улыбнулась.