Иначе жить не стоит - [40]

Когда он проснулся, ее не было рядом. Над посеревшей степью зажглись первые неяркие звезды. Тянуло холодком. И не понять было, приходила она сюда или только снилась.

13

Накануне первого дня отпуска Катенин выехал в Москву. Ответная телеграмма Арона Цильштейна гласила: «Предоставлю квартиру и сердце телеграфируй приезде закажу оркестр». Все тот же Арон, прикрывающий чувствительность иронией!

Катенин старался представить себе встречу с давним другом — и не мог. Шутка сказать, девятнадцать лет!

В юности их дружба была, как говорил Арон, «единством противоположностей». Свел их Катенин-отец, который покровительствовал Арону из принципа: профессор презирал антисемитизм и осуждал бездарную политику царского правительства. Правда, позднее он называл Арона «комиссаром-недоучкой» и умер, так и не признав большевиков. Но в годы, когда Катенин был студентом, отец помог талантливому юноше преодолеть многочисленные рогатки, преграждавшие евреям путь к образованию. Арон был прописан в столице в качестве слуги профессора Катенина, зарабатывал на жизнь писарем у присяжного поверенного, ночевал в каморке у дворника и вольнослушателем посещал лекции в Политехническом институте. Кроме того, он принимал участие в революционном движении. Квартира профессора была для него безопасным прибежищем, изредка местом встреч с нужными людьми. Были дни, когда молодой Катенин хотел вступить в революционный студенческий кружок, но Арон деликатно отвел его просьбу. Не доверял? Не считал подготовленным к борьбе? Или предпочитал сохранить дом Катениных как удобную ширму?.. Катенин не настаивал, даже испытал облегчение оттого, что не нужно рисковать собой. Он был влюблен в Катю, приближались выпускные экзамены. Все убедительней звучали доводы отца: «России нужны не бунтовщики, а грамотная интеллигенция, способная управлять и производить, — не век же мы будем отдавать наши богатства, нашу промышленность на откуп иностранцам, ищущим поживы! Рябушинских и Распутиных могут оттеснить с исторической сцены только энергичные инженеры и организаторы. Победят не революционеры, а трезвые умы и точные знания».

Арон подшучивал: «Учись, учись, трезвый ум, тебе даже не нужно продаваться каким-нибудь Нобелям, возле папы тебя и сквознячком не продует». Когда молодой инженер из гордости отказался от протекции отца, Арон удивился: «Не ожидал! Да ты молодец, Всеволод!» — и Катенин был счастлив.

Каков же он теперь, этот старый друг?..

Москва… Выйдя из вагона, Катенин боялся не узнать Арона, но сразу же увидел бегущего к нему добротноокруглого, розоволицего человека с глазами и улыбкой прежнего Арона. Чуть задыхаясь после бега, Арон подтолкнул пальцем свою заграничную велюровую шляпу так, что она съехала на затылок, и сказал прежним ироническим голосом:

— Оркестр опоздал, я чудом поспел, но встреча друзей состоялась. А ну-ка, покажись, трезвый ум, как тебя жизнь обработала?

Затем он облобызал Катенина, опахнув его запахом одеколона, и вырвал у него чемодан.

— Еле удрал из наркомата. У меня сегодня три заседания в противоположных концах города!

В машине Арон заговорил напористо, не ожидая ответа на вопросы:

— О чем советоваться? Продумал ты главное решение? Не знаю, сумею ли я помочь тебе, но тогда разыщем нужных людей, из-под земли достанем.

Он погладил обивку машины и без перехода сказал:

— Премия! Пер-со-наль-на-я машина. А? Вот тебе и нищий студент, прописанный лакеем профессора Катенина!

И опять-таки не ожидая ответа, перескочил на новую тему.

Открыв дверь своим ключом, он закричал на всю квартиру:

— Лена! Сыны-ы! Обедать!

И объяснил, вводя гостя в кабинет:

— Они на даче, приехали обеспечить гостеприимство, а потом мы — холостяки!

Не дав Катенину опомниться, повел его мыться, затем показал свою библиотеку, тут же сбрасывая на диван книги, которые могли пригодиться Катенину. Познакомил со своей пожилой приветливой женой и двумя сыновьями — сыновья были до смешного похожи на молодого Арона и одновременно на только что оперившихся щеглят.

Обед был долгий, беспорядочный, веселый. Щеглята ничуть не стеснялись гостя и громко рассказывали все, что произошло на даче в последние дни, — какой-то заплыв, ловля раков, драка с мальчишками Еремеевской дачи… Арону их рассказы были по-настоящему интересны, глаза его сверкали, как в молодости. Он тут же обещал вместе с Катениным приехать в субботу и отправиться с ночи удить рыбу.

— Да я никогда… — начал было Катенин, но Арон замахал руками:

— Не спорь! Это увлекательно до черта! Надо же когда-то начать! И какой ты будешь изобретатель, если не научишься терпению? А рыбная ловля — высшая школа терпения!

После обеда друзья заперлись в кабинете. Катенина разморило с дороги, он мечтал прилечь на часок, но Арон и не вспомнил про свои три заседания, расположился в кресле и быстро спросил:

— Итак, берешься за газификацию. Ради чего?

И поглядел испытующе.

— Ну… это же интересно! Огромная техническая задача…

— Слава? Деньги?

Это был прежний Арон — проницательный и беспощадный.

— Не откажусь ни от того, ни от другого, но не это главное.

— А что же?

Катенин поморщился. Трудно раскрыть себя так, сразу, после девятнадцати лет разлуки.