Иначе не могу - [72]

С отъездом Станислава в командировку Сергей с удивлением, даже с каким-то испугом почувствовал, что мысли о Римме, не дававшие покоя последние годы, вдруг перестали его тревожить. Вспомнилась Римма в связи лишь с чисто внешними приметами, встречавшимися в пути во время бесцельного шатания по городу. А ведь она тут — стоит поднять трубку… Тысячу раз крашеная скамейка в сквере Аксакова, вторая от входа направо колонна театра, где они целовались средь бела дня, беседка над рекой, где он чинил ей босоножку… Но острого, до озноба, желания видеть ее не было. Не стало — и все.

Сергей зашел в Лунный парк, сел в дальнюю, спрятавшуюся в густой купе сирени беседку, куда не доносился шум пивной.

Что случилось? Усилием воли, сосредоточившись до предела, он вспоминал Римму — ее глаза, волосы, запах чистой смуглой кожи. Походку — быструю, четкую, независимо поднятую голову… Воображение сменилось холодным, будто выполненным фломастером, плоским рисунком. Он встал, еще полностью не осознавая того, что прошлого больше нет. Неужели разговор со Стасом стал для него последней, зыбкой, уже не связующей нитью со всем, что относится к Римме? Разве так бывает?

Он еще не понимал, что в его жизнь вошло такое, что человеку, может быть, один раз выпадает в судьбе. Что он уже давным-давно, сам того не зная, отрешился от ненужного, путавшего его по рукам и ногам прошлого. Давным-давно, всего полтора-два месяца назад, когда девушка-подросток с зелеными глазами, с чуть опущенными уголками губ безмолвно призналась ему.

Открытие ошеломило его. Он вышел на тенистую аллею, прислонился к дереву, достал сигарету и с удивлением отметил, что она не подчиняется пальцам. С трудом прикурил от прыгающей спички. Двое парней, проходившие мимо, ухмыльнулись: «Со вчерашнего баянишь, дядя?»

В парке было тихо. Август уже незаметно подкрался к деревьям — на нижних ветвях листья были тронуты легкой желтизной. Над головой с шумом вспорхнула какая-то птица. Сергей стал рассеянно наблюдать за парочкой, беседовавшей неподалеку.

Девушка была еще совсем юной, лет семнадцати. Обыкновенная девчонка — два задорных хвостика за ушами, кругленькое лицо с прищуренными глазами, челочка, по-детски еще полные губы, только-только, наверно, еще знакомые с поцелуями. Но такая победительная прелесть была в ее начинавших округляться плечах, в движении руки, нежно убиравшей с рубашки парня невидимую пылинку, в ее простеньком платье!.. Особенно хороши были ноги — прямые, полноватые, с крутым подъемом. Она ступала осторожно, мягко в своих босоножках, солнечные блики плясали на икрах, будто обсыпанных золотистой пыльцой загара… Сергей похолодел…

— Ира! — громко сказал он и, опомнившись, растерянно огляделся, будто кто-то мог услышать его. — Ира! — повторил он. — Ах ты, неврастеник, дурак! Какая, к чертям, Болгария!..

…Инструктор по иностранному туризму обалдело взглянул на него через толстые очки.

— Да вы что, товарищ Старцев? Где вы были раньше? Не-ет, ничего не могу сделать. Завтра отправление.

— Без меня.

— Вы толком можете объяснить, почему не хотите ехать?

— Не могу… У меня заболела жена, — решительно соврал он.

— Жена-а? — В голосе инструктора было торжество. — А ведь в личном деле…

— Не успели расписаться, — бойко сочинял Сергей.

— Ну, знаете…

— А если б я заболел? Или умер?

— Это дело другое.

— Ладно, я умер.

— Поймите, других оформлять уже поздно.

— Это уж вы сами решайте.

— Хорошо. — Инструктор сиял очки. Голос его сразу стал безликим и отчужденным, как у бухгалтера. — Но денег вам сразу вернуть не сможем. Придется подождать.

— Ради бога! — Сергей развел руками. — Не в деньгах счастье. Заявление можно написать прямо сейчас?

Удивительно, как можно много сделать за каких-то полдня. Сергей снял с аккредитива деньги, написал длиннющее письмо Стасу и бросил конверт в ящик, по давно въевшейся в кровь привычке позвонил на работу — узнать, как идут дела со сто тридцатой, над которой как раз колдовала его бригада. На миг показалось, что Каюмов хочет что-то сообщить ему, но Сергей, возбужденный, не обратил на это внимания.

И, все еще разгоряченный, уже в аэропорту, стоя за столиком, на открытой веранде-кафе, он окончательно понял, что пришел к единственно верному решению. Взглянул на лацкан пиджака — там, где раньше блестел значок НТО, была легкая вмятина с дырочкой посередине. И задохнулся от радости, представив его в узеньких белых ладонях Ирины.

НА ГЛАВНОМ НАПРАВЛЕНИИ

Образ советского человека, героика и будни наших дней все чаще находят отражение на страницах произведений башкирских писателей. Откуда еще, как не из книг, будущие поколения могут узнать о духовном облике, о душевном настрое советского человека, о его сокровенных думах, мыслях, переживаниях.

Творчеству башкирского писателя Руслана Максютова, пишущего на русском языке, присуще это стремление зафиксировать, запечатлеть в красках и образах сегодняшний день. Уже в самых первых его литературных опытах проявлялось желание нарисовать портрет своего современника, создать его яркий образ.

Интерес Руслана Максютова к теме рабочего класса, к проблемам нынешнего дня отнюдь не случаен. Родился и рос он, затем закончил десятый класс в рабочем поселке Раевка. После десятилетки работал слесарем в Магнитогорском механомонтажном управлении. Учился в университете на филологическом факультете; бок о бок трудился с нефтяниками Туймазов на нефтепромыслах; работал в редакциях газет, телевидения…