Имя твоё... - [61]

– Видишь? – пробормотал я. – У мамы все в порядке.

– Как это возможно? – поразилась я. – Почему все происходит по-разному? Я не понимаю. Я боюсь.

– Ну и ладно, – я не стал спорить. – Хуже было бы, если бы ты не боялась. Пойдем?

– Куда? – спросила я. – И как?

– Алина, доченька, – позвала мама. – Ты что там делаешь?

– Ничего, мама, – улыбнулась я, погладив Веню по лицу, заросшему дневной щетиной. – Ничего, я сейчас.

Мама кивнула и закрыла дверь. Она даже не спросила, с кем я стою на площадке, кого обнимаю – не видела или решила не обращать внимание?

– Пойдем, – поторопил я, потому что Валера выбрался, наконец, из им же созданной кучи малы, исходивший от него холод заморозил всю компанию, я слышала, как стучали зубы от мороза и у нашего участкового, и у мужчины, который стоял на коленях и не мог разогнуться, потому что ноги примерзли к полу.

– Пойдем, – согласилась я, не думая больше ни о чем.

Мы должны были уйти, и мы ушли.

Глава пятнадцатая

Зажегся зеленый, и автобус быстро набрал скорость. Слева поднимались на холм коттеджи, виллы, замки и лачуги арабского города Умм-эль-Фахм, а справа окно по-прежнему было занавешено серой шторой, но за ней наверняка была вторая половина этого странного населенного пункта, где лачуги соседствовали с дворцами с такой непосредственностью, будто дополняли друг друга – похоже было, что дни свои эти люди проводили в нищете, но по ночам выходили из показушных трущоб и устраивали пиршества в замках – точнее, в пародиях на настоящие замки, где все было меньше в несколько раз, включая, разумеется, и затраченные хозяевами средства. Впрочем, кто знает, какие средства вкладывали феодалы средневековья, чтобы возвести на краю высокой скалы огромный равелин с круглыми башенками и бойницами, сквозь которые можно было видеть врага и даже выстрелить в него из аркебуза, но невозможно было встретиться с врагом лицом к лицу и в честной схватке помериться силами.

Алина сидела рядом со мной, левая ее рука вцепилась в подлокотник, а правая – в мой локоть. Алина смотрела по сторонам, и мне не понравился этот ничего не выражавший взгляд. Она была здесь, и ее здесь не было.

А где находился я сам?

Я ехал в Тель-Авив в рейсовом автобусе, и это было верно ровно настолько, насколько я мог утверждать, что лежавшая у меня под ногами дорожная сумка давила своей тяжестью на мою правую ногу. Но у меня создалось ощущение, что и автобус этот, и штора, из-за которой ничего не было видно, и арабский город Умм-эль-Фахм, оставленный позади, и Алина, сидевшая рядом со мной, хотя это было физически невозможно, – весь окружавший меня мир являлся проекцией, трехмерной копией, игрушкой, сложной, но запрограммированной, а на самом деле я находился совсем в другом месте, и рядом со мной была Алина, настоящая, живая и мудрая, а не муляж женщины, от которого даже естественного тепла не исходило и исходить не могло.

Я осторожно отцепил пальцы Алины от своего локтя, и рука ее послушно легла на колени.

– Где я? – спросила Алина, но голос не выдавал даже десятой доли того волнения, которое она, по идее, должна была испытывать, оказавшись неожиданно в автобусе, мчавшемся по израильскому шоссе.

– А я? – вырвалось у меня, потому что я действительно не знал этого. Я был муляжом, наполненным костями и одетым в мою же одежду, я стоял рядом с Алиной непонятно где – мне действительно было непонятно, потому что я не то чтобы не видел ничего из того, что меня окружало, но скорее ничего не воспринимал, как не воспринимает собственного окружения кукла, глядя во все свои нарисованные глаза.

– Ты со мной, – сказала Алина, но губы ее были плотно сжаты, да и мысли – я был в этом уверен – исходили не из ее головы.

– Ты со мной, – сказал я, но сидевшая рядом женщина с фигурой и лицом Алины никак не отреагировала на эти слова. Она смотрела вперед, лицо ее было ясно и не отражало мыслительной или эмоциональной деятельности, руки спокойно лежали на коленях, а колени не вызывали – во всяком случае, у меня – желания прикоснуться к ним, погладить, расправить складку легкой материи, которой они были прикрыты.

Однако я сделал именно это – хотел убедиться, что Алина не плод моего воображения, и убедился в этом быстро и безоговорочно. Я положил свою ладонь на руку Алины, и она быстро накрыла мою ладонь своей – этот жест был таким реальным, таким естественным, что сомнения исчезли, я погладил эту руку, я хотел прикоснуться к ней губами, но постеснялся сделать это в полном автобусе.

И лишь тогда простая мысль возникла у меня в голове, заставив вглядеться в лица остальных пассажиров – девушки, сидевшей в нашем ряду через проход и читавшей на иврите книгу о Гарри Поттере, мужчины, сидевшего рядом с ней и лениво разглядывавшего пейзаж за окном, старика, сидевшего сзади и думавшего о чем-то своем, мне недоступном и ненужном. Эти люди должны были минуту назад видеть, как рядом со мной, в одиночестве проехавшем половину маршрута, неожиданно – как говорят в таких случаях «откуда ни возьмись» – появилась женщина, в автобус не входившая, за билет не платившая и места в салоне не искавшая. Не было ее – и вдруг стала. Как бы ни были заняты собой пассажиры, они не могли не обратить внимание на появление Алины.