...Имя сей звезде Чернобыль - [14]
Именно «оптимисты» — строители АЭС стремятся преуменьшить результаты доверия. Когда один такой…, я спросил:
— Ну, а вы повезли бы своих детей в эти якобы уже безопасные р/айо/ны. Нет? Ну, так — грош цена вашему оптимизму!
Операторы: Ходемчук (завалило). Обоженный Шашенок (жена его медсестра):
«Отойдите от меня. Я из реакторного, отойдите».
Отключ/или/ одну из авар/ийных/ систем, а из Киева потребов/али/ еще полсуток работать. Так и осталось.
Фейнберг — автор схем, технических станций, вырабатывающих плутоний для бомб.
Его схему Доллежаль[33] приспособил для мирного использования атома — РМБК — Чернобыль!
Прямой наследник военного атома!
Откуда эта готов/ность/ забыть героев. Оттуда, оттуда — помни, как в 47-м, сняли деньги за награды.
А что много слишком [их], так потому, что и в 41-м — массой тел, а не умением. (Велихов об этом).
Земля, планета возвращ/ается/ к состоянию (парниковый эффект и пр.), т. е. за 2–3 млн. [лет] назад, а социальное и технич-/еское/ — в век XXI-ый. «Ножницы». Что из этого следует?
12.05.88 г.
Культ/урно/-авар/ииная/ система. Иначе — Чернобыль. Гуманизация мира — цель. Просто образ… Просто развитие — еще не цель. Гуманизация!
План Ч/ернобыльской/ пов/ести/.
Перо давно сгнившей птицы, сорванное ветром с давно иссушенной радиацией одинокой ели мягко опустилось на черную землю, и она вздрогнула.
Всё идет, как положено. Единственная трудность — найти еще людей, могущих заполнить службы единственного аэродрома. Главное, чтобы мир ничего не заметил. Сверху они не разглядят, что всё остановилось — не поверят своим аппаратам. Сигналы тревоги поступят, но им думается, что мы людей поместили под землю, прячемся перед тем, как начать. Всю страну прячем.
29.06.88 г.
Поискать (для социализма, эксперимента) страну, к/отор/ую не жалко. Да, сволочь Бисмарк оказался провидцем.
«Страна, к/отор/ой/ не жалко» — назвать повесть о Ч/ернобы/ле. Как бюрократич/еский/ механизм работает на закрытие правды, пока не закрыл народ, страну. Напуганный молчанием, глухой угрозой остальной мир, «противник» отреагировал столь же тупо — ударил по пустому месту и весь погиб от радиации, ядер/ной/ зимы.
Всё подать через записи совчиновников: второй Чернобыль, быстро сворачивается перестройка, к власти дорывается кто-то типа Е/гора/ К/узьми/ча [Лигачева][34] (*) и пошло-поехало. Сначала героизм и неправда. Еще один Чернобыль. Тут уж паникеров стали истреблять по-сталински. И с присказкой: «Без ядер/ной/ энергии — не выжить!»
09.07.88 г.
Взорвался 4-ый блок, третий поврежден, вся страна корчится от боли и… энтузиазма. Соловьи поют над Припятью и т. п. и уже, закатив глаза, энтузиасты требуют, готовы строить, тут же, где не погашена старая опасность, угроза еще и 4 и 5 блоки.
И построили бы — в прежние времена. Как продолжали строить колхозы, хотя и голод, посылать хлеб за границу, хотя полстраны корчилось от голода, вымирал юг.
Расхожд/ение/ слова и дела… Да нет, слова несли деловую, «полезную» нагрузку наркотика.
Все процессы — на «энтузиазме народном», к/отор/ый накачивался прессой Мехлиса[35]: папанинцы и пр., вокруг чего психоз. И уже: убить, как собак, закопать падаль и пр. — о врачах, будто бы убивших Горького, Ленина, Куйбыш/ева/ — на волне общего энтузиазма.
Форма государ/ственного/ безумия, к/отор/ое и сегодня всё еще истолковыв/ается/, как аргумент против трезвого взгляда в прошлое.
Мне, напр/имер/, пришлось встрять и в атом/ную/ энергетику, хотя в ней мало смыслю. Но иногда нужна, просто, готов/ность/ сыграть роль бревна, тарана — прошибить стену молчания.
И вот полтора года назад — Минск, о срывании завесы тайны. Никто не напечат/ал/. Теперь «Н/овый/ м/ир/» [1988. № 9. «Честное слово, больше не взорвется…»]. Хотя и не просто еще. Тут админ/истративная/ система стоит прочно еще.
1989
23.01.
Ответственность за ложную (неполную) информацию ответств/енных/ лиц.
Перед населением за радиационную обстановку (Могилевская ситуация).
Права граждан на взыскания с ведомств за ущерб здоровью.
Ситуация все еще требует вмешательства и писателей прежде всего. Если не мы, то кто же?
Запрос депутата.
26[-го апреля] по призыву БНФ — митинг молчания. И в вашу честь. В честь молчания тех, кто обязан был говорить по долгу службы — об истин/ном/ полож/ении/ вещей.
Теперь заговорили пострадавшие. Для них гласность, к/отор/ая проникла и за выс/окий/ забор атом/ных/ ведомств, его секретов, оберн/улась/ страшным открытием: их предали.
Письмо…
Дальше о тех, кто повинен по мнению авторов письма в изначал/ьной/ неправде о полож/ении/ Бел/оруссии/ после 26 апр/еля/ 86 г.
Но вопросы к вам (я это знаю от кр/упных/ ученых).
1. Правда ли, что «могил/евское/ пятно» — результат посадки облака, к/отор/ое неслось на Москву? Да, стол/ицу/, 8 млн. надо было спасать. Но надо было спасать и тех, кто потерей своего благопол/учия/ спас Москву. Мы же (вы же) предпочли делать вид (3 года!), что ничего такого не произошло. И людям можно жить (это при 40-то, 100 кюри на км, когда уже при 15 опасно!)
Как расценить сознат/ельную/ дезинфор/мацию/ людей, знавших это и не предпринявш/их/ тех шагов, к/отор/ые лишь сейчас предприним/ают/ — после янв/арского/ постановл/ения/ Политбюро специально по этому вопросу? А заодно и ваш приказ, о к/отор/ом писали «Изв/естия/» — усилить… нет не помощь пострадавшим от «энергетики», а секретность о любых авариях?
Видя развал многонациональной страны, слушая нацистские вопли «своих» подонков и расистов, переживая, сопереживая с другими, Алесь Адамович вспомнил реальную историю белорусской девочки и молодого немецкого солдата — из минувшей большой войны, из времен фашистского озверения целых стран и континентов…
Из общего количества 9200 белорусских деревень, сожжённых гитлеровцами за годы Великой Отечественной войны, 4885 было уничтожено карателями. Полностью, со всеми жителями, убито 627 деревень, с частью населения — 4258.Осуществлялся расистский замысел истребления славянских народов — «Генеральный план „Ост“». «Если у меня спросят, — вещал фюрер фашистских каннибалов, — что я подразумеваю, говоря об уничтожении населения, я отвечу, что имею в виду уничтожение целых расовых единиц».Более 370 тысяч активных партизан, объединенных в 1255 отрядов, 70 тысяч подпольщиков — таков был ответ белорусского народа на расчеты «теоретиков» и «практиков» фашизма, ответ на то, что белорусы, мол, «наиболее безобидные» из всех славян… Полумиллионную армию фашистских убийц поглотила гневная земля Советской Белоруссии.
«…А тут германец этот. Старик столько перемен всяких видел, что и новую беду не считал непоправимой. Ну пришел немец, побудет, а потом его выгонят. Так всегда было. На это русская армия есть. Но молодым не терпится. Старик мало видит, но много понимает. Не хотят старику говорить, ну и ладно. Но ему молодых жалко. Ему уж все равно, а молодым бы жить да жить, когда вся эта каша перекипит. А теперь вот им надо в лес бежать, спасаться. А какое там спасение? На муки, на смерть идут.Навстречу идет Владик, фельдшер. Он тоже молодой, ихний.– Куда это вы, дедушка?Полнясь жалостью ко внукам, страхом за них, с тоской думая о неуютном морозном лесе, старик проговорил в отчаянии:– Ды гэта ж мы, Владичек, у партизаны идем…».
В книгу Алеся Адамовича вошли два произведения — «Хатынская повесть» и «Каратели», написанные на документальном материале. «Каратели» — художественно-публицистическое повествование о звериной сущности философии фашизма. В центре событий — кровавые действия батальона гитлеровского карателя Дерливангера на территории временно оккупированной Белоруссии.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.