Имя для нерожденной. Потусторонняя гостья - [26]

До деревни тоже дошли быстро – до нее было рукой подать. Лампочки на деревянных столбах вдоль главной – и единственной – улицы горели через одну-две, но все же некое подобие освещения давали.

Женька без лишних споров выкатил из сарая мотоцикл, качнул его, по бульканью в баке определив наличие бензина, вставил ключ в замок зажигания, завел.

– Точно умеешь? – хмуро глянул он на Олега.

– Умею, – кивнул Олег, критически оглядывая старый облупленный «ИЖ».

– Не боись, работает как часы, – уловил сомнения парня механик. – Только третья передача заедает, порезче ногой дергай.

– Ладно, разберусь, – уселся на сиденье Олег. Наташа помогла профессору забраться в коляску, сама села сзади. Посмотрела на Женьку:

– Спасибо, Жень. И не сердись на меня, ладно? Сам видишь, дела какие… Ты правильно сказал: тут голову потерять можно. А я все-таки женщина…

– Да ладно тебе, – отмахнулся Женька, снова «тыкая» бывшей возлюбленной. – Все нормалек. А деда врачу покажите все-таки. Он хоть и держится молодцом, но рана-то… – Механик замялся вдруг и наклонился над ухом Наташи: – Это ведь я его… Правда, он сам бросился под топор… Как думаешь, заявит?..

– Не заявит, – уверенно ответила девушка. – И выбрось из головы. Ты ни в чем не виноват. И вообще молодец. Если бы пить бросил – тебе бы цены не было!

– А если брошу, пойдешь за меня? – прищурился Женька.

– Извини, но… – Наташа бросила нечаянный взгляд в спину Олега.

– Да ладно, это я так, – усмехнулся покровский механик. – Понятно все.

– Что тебе понятно? – вспыхнула Наташа. – Мне самой ничего не понятно. – Она ткнула в бок прислушивающегося к разговору Олега, который из-за треска мотоциклетного мотора не сумел разобрать ни слова. – Ты чего замер? Ездить разучился?

Олег выжал сцепление, воткнул первую передачу, газанул и рывком тронулся с места, едва не заглушив двигатель. В конце концов он все же выровнял обороты, и мотоцикл, дергаясь поначалу, все же поехал, постепенно ускоряясь, и вскоре скрылся из глаз провожающего его скептическим взглядом механика.

– Шум-махер-р!.. – сплюнул он под ноги и пошагал в избу.

До Анциферова доехали без приключений. Олег быстро освоился с непослушным поначалу «ижаком» и домчал до дому Наташи за считанные минуты.

Валерий Анатольевич, несмотря на возраст и рану, быстро выскочил из коляски и первым оказался у двери в избу.

Когда Олег и Наташа вошли следом за ним в комнату, то подумали вначале, что профессору стало плохо и тот упал. Но потом они поняли, что Валерий Анатольевич стоит посреди комнаты на коленях, склонившись над лежащей там супругой.

– Люсенька, Люсенька!.. – причитал он. – Что с тобой?

Наташа бросилась к супругам. Первого взгляда, брошенного на Людмилу Леонидовну, было достаточно, чтобы понять, что та без сознания, но жива. Лицо ее было белее мела, на лбу выступили крупные капли пота, но грудь ее вздымалась – неровно, с задержками и рывками, но женщина дышала.

– Надо положить ее на диван! – махнула Наташа Олегу.

Тот легко, будто пушинку, поднял невесомое тело и очень удивился, что оно такое легкое. Олегу показалось навскидку, что оно весит едва ли больше тридцати килограмм. И вообще… Людмила Леонидовна напоминала сейчас «Наташу», когда он увидел ту впервые. Такая же белая, почти прозрачная кожа и… такая же холодная, почти ледяная.

Олег осторожно опустил женщину на диван, и возле нее сразу засуетился с неизменным саквояжем Валерий Анатольевич. Впрочем, кажущаяся суета быстро принесла видимый результат – Людмила Леонидовна задышала ровнее, ее щеки чуть порозовели, веки сначала дрогнули, а потом и открылись.

– Где… она? – повела встревоженным взглядом женщина и попыталась приподняться.

– Лежи, лежи, Люсенька! – встрепенулся профессор и бережно взял ладонь супруги в свою здоровую руку. – Не бойся, ее здесь нет.

– Где она? – опять повторила Людмила Леонидовна, пристально вглядываясь в глаза мужу.

– Она… вернулась, – отвел взгляд профессор.

– Ты убил ее?! – рванулась к нему супруга, но тут же обессиленно опустила голову на подушку. – О, Боже!.. Ты убил ее…

– Не я, – тихо промолвил Валерий Анатольевич. – Но ничего другого не оставалось, прости… И не переживай, она просто вернулась к себе. К тому же – она вовсе не человек, не стоит так убиваться…

Людмила Леонидовна резко повернула к мужу голову. В глазах ее, прозрачно голубых, словно льдинки, стояли слезы.

– Не человек?.. – прошептала она. – Да, она не успела стать человеком. Дважды, и оба – по моей вине…

– Что ты такое говоришь, Люсенька? – успокаивающе погладил супругу по седеющим волосам профессор. – Успокойся, ты просто устала…

– Валера… – хрипло, словно ей что-то мешало, проговорила Людмила Леонидовна. – Прости меня, ладно?.. Если сможешь, прости… – Из глаз ее ручьем полились слезы.

– Люся, Люсенька, да что с тобой? – испуганно вскочил и потянулся к саквояжу Валерий Анатольевич, но жена с внезапно пробудившейся силой потянула его за рукав к себе. И сказала быстро и четко, словно выплюнула, срыгнула из себя то, что мешало ей говорить и дышать:

– Валера, это была наша дочь!..

12

В комнате повисла тягучая тишина. Первой мыслью у всех было одно – Людмила Леонидовна заговаривается. Просто вошла в роль, придуманную ими с мужем в поезде. Но супруга профессора не дала укрепиться этой разумной, объясняющей все мысли. Ее голос окреп, словно до этого ему и правда что-то мешало, и женщина заговорила почти прежним своим – сухим, лаконичным, не терпящим возращений – тоном, разве что чуточку тише обычного: