Импровизаторы. Саквояж мадам Ренар - [71]

Как выйти замуж

Глава 7. Не будьте милой

…когда стоит дать ему по хребту разделочной доской и разбить пару тарелок о его голову. Результат вам не понравится. Вы же всегда все понимаете, да? Значит, с вами можно все: опаздывать на встречи, не выполнять обещания, срывать на вас раздражение и флиртовать с вашей подругой. Терпимость, понимание – все, чему учит современная психология, – не мудрость, а совсем наоборот. Принять мужчину таким, какой он есть, может только военкомат – не шутка. Это правда. Нет, это истина.

Должно быть, существует мировой заговор по уничтожению любой страсти в этом мире. Его адепты советуют быть терпимой и снисходительной ко всем унижениям. Но нам-то зачем быть частью этого заговора?

Последнее изменение: Лев Березкин

1909 год Сан-Диего

Д. Э. Саммерс спрыгнул с подножки экипажа у трехэтажного дома на Хайленд-авеню, задержался на секунду у афишной тумбы – с таким видом, будто прощался с возлюбленной, сказавшей «не сегодня», – и толкнул двойную дверь трехэтажного каменного дома, рядом с которой скромно висела афиша «Утро парижанки».

– Доброе утро, мистер Саммерс! – окликнула его девушка из-за кассы.

Она высунулась из окошка почти по пояс, рискуя застрять. Черные блестящие волосы, черные блестящие глаза, рот вишней и лицо – ни дать ни взять маленькая девочка. Большая маленькая девочка.

Д. Э. отпустил дверь.

– Доброе, мисс Ренни. Как у нас дела?

– Дела прекрасно! Только покупают очень мало.

Несколько мгновений Д. Э. смотрел на эту… мисс, затем решительно вошел, прошел мимо каморки под лестницей и открыл дверь с цифрой 4.

Комната была просторной. В правом углу до самого потолка был растянут холст с нарисованным мостом через ручей в живописных зарослях деревьев.

Титры в фильме «Утро парижанки» гласили: «Вы можете подумать, что это Венский лес, леди и джентльмены, но вы ошибаетесь. Перед вами Булонский лес – место, где прогуливаются парижане из высшего общества».

В «Нью-Йоркских тайнах» они же сообщали: «Нет, это не Булонский лес, как может показаться с первого взгляда. Это Централ-парк!»

Таким же манером пейзаж обращался в лондонский Риджентс-парк, а что это было на самом деле, не знал никто. Даже продавший его фотограф из ателье на углу Девятой и Шестнадцатой улиц, который сам перекупил его где-то за бесценок.

Холст загораживала стремянка, доходившая до самого потолка. В левом углу стоял ресторанный столик, заставленный всякой дребеденью. Часть дребедени громоздилась на табурете, задвинутом под стол, и прикрывалась скатертью. Еще была кровать, стул и – почти главное действующее лицо – шкаф! Это был заслуженный шкаф, купленный в лавке старьевщика. Никанор И. Свистунофф, любезно предоставивший под фабрику фильмов собственные средства, каморку под лестницей, две комнаты и кровать, долго упрямился, но его уговорили, сославшись на то, что это такой же «поздний “людовик”», как и кровать, и они составят отличный гарнитур. И, главное, стоит он сущую ерунду – второго случая уже не представится.

Также тут были китайская складная ширма в цветах, рыцарские доспехи, портновский манекен и скелет. Скелет звался Бобби. Перед распахнутым окном, среди наставленных ящиков с разным полезным барахлом, стояла колонна – настоящий гипс! – со всякими наядами, дриадами и прочими голыми дамами и танцующей балериной наверху.

Каждый предмет украшала желтая бумажка. Бумажки еще на той неделе налепил несимпатичный человек с рыжей козлиной бородкой.

На подоконнике сидела одетая барышня и качала ногой. На барышне, к счастью, желтой бумажки не было. Может, потому что она нанялась на фабрику фильмов всего три дня назад. Рядом на стуле сидел М. Р. Маллоу и тоже качал ногой.

– К четырем, – объявил Д. Э. Саммерс и отдал шляпу Бобби, – приедут за ширмой. Сегодня звонили.

– А завтра приедут за доспехами, – сказал М. Р. – Вроде бы. Что у тебя с наличными? У меня три.

– У меня четыре тридцать.

Джейк сел на подвернувшийся табурет.

– Заплатим за квартиру половину и неделю протянем. Как-нибудь.

– Половину нельзя, – нахмурился компаньон. – Опять скажут, что это плата за одного, а второго выкинут на улицу.

– Ну, влезу ночью в окно, – отмахнулся Джейк. – Переживем.

– День переживем, два переживем, – проговорил Дюк, – а потом будет как в прошлый раз?

– А что было в прошлый раз? – с интересом спросила барышня.

– Да если бы только в прошлый! – меланхолично отозвался Дюк.

– Так, завтра, – сказал Джейк и прошелся по комнате туда-сюда. – К этому «завтра», господа, нам придется делать ноги. Вот только куда? Куда глаза глядят?

– Нормально, – отозвался М. Р. – Сделаем.

– Какого дьявола! – воскликнул Д. Э. – Мы бы никогда не разорились, если бы этот трусливый боров дал расклеить афиши!

– Ты же их все равно втихаря расклеил.

– Так в этом-то и свинство! Какой же идиот поедет через полгорода, когда синематографы на каждом углу? Рядышком бы. Тумба здесь, две рядом с Централ-парк-авеню, а еще лучше – все четыре, чтобы со всех сторон. И где экипажи стоят. А еще около «Старого квакера». И рядом с «Фараоном». «Фараону» мы, конечно, не конкурент. Он нам – да, а мы ему – нет. Ну а вдруг?

– Все бы еще ничего, кабы этот бочонок с фикусом не был таким прижимистым, – устало выдохнул Дюк. – А так – второй год работаем с хламом из чулана мистера Свистунофф, который каждый раз трясется, что кто-нибудь опознает его воскресный сюртук! Я титры утомился придумывать! Господи боже ты мой, в каком ничтожестве приходится работать!