Импровизаторы. Саквояж мадам Ренар - [23]

Федор встал, поставил флакон на место. Не выдержав, опять лег на пол, посветил на кафель и… снова увидел: городские крыши. Опять вылез и опять залез. На этот раз панорама крыш превратилась в улицу, по которой ехала карета, где толпились люди, а дама с пышной прической вприпрыжку бежала с пуделем на поводке. За дамой шел медведь.

– У тебя ничего не получится, – Лев держал фонарик, пока компаньон орудовал ножом, купленным на деньги мадам Ренар. – Это же бред!

– Пусть бред. Достань-ка мне клей. – Федор все-таки дотянулся ножом и стал ковырять плитку. – И лак. И рамку. Деревянную.

От плитки откололся кусок. Потом второй, поменьше. Когда вся плитка отковырялась, она годилась только на мозаику. Из кусков разного размера.

– Ничего, – Федор бережно собрал кусочки. – Так даже лучше.

– Что ты делать-то собрался?

– Проведем эксперимент.

– Какой эксперимент?

Федор поднялся с четверенек и отряхнул джинсы.

– Социальный. Да, знаешь что? Купи еще кислоты.

Он собирался проявить сдержанность и не вдаваться ни в какие подробности. В конце концов, и сам был не вполне уверен, что это не бред, – не верить же на слово каждому жулику! Но эффект Барнума! Человеческое воображение само додумывает все, что ему надо. «Он делал деньги из всего».

– Почему бы не попробовать? – Федор пожал плечами. – Мы ничем не рискуем.

– Не рискуем?! – Лев аж поперхнулся. – Ничем не рискуем, подсовывая людям как бы «семейную реликвию»? То, что они видят каждый день?

– В том и дело, что видят-то они ее каждый день. И не замечают. Ты вот много замечал? Каждый день! – Федор засмеялся. – Да ты бы никогда внимания не обратил, если бы я не показал. Я бы и сам не заметил. Случайность. Слушай, зуб даю, хоть все зубы: никто в жизни не поймет, что где-то это уже видел. Давай, ну давай попробуем?

И Лев пошел в супермаркет. Он не понял почти ничего из того важного и интересного, о чем долго говорил продавец в отделе строительства и ремонта, но хороший водостойкий клей все-таки купил. И кислоту. И перчатки. Рамку Лев выбрал тоже достойную – толстый кусок доски. Кусок дерева за двадцать евро – это, знаете ли, круто! Пришлось его пожечь, поронять со скалы, повалять в грязи, бросить на стоянке у супермаркета и проследить за тем, чтобы все проехали по нему колесами и никто не забрал. Так сойдет.

На следующее утро Федор забрался по пожарной лестнице на крышу. Приседая от дрожи в коленях и замирая от ужаса, надел перчатки. Облил из канистры кислотой куски плитки. Потом сжег рекламную листовку, тщательно вымазал обломки сажей со всех сторон и старательно протер их тряпкой. Потом смешал клей, вылил разъедающую глаза смесь на кусок дерева и сложил мозаику. Оставил на солнце – сохнуть. В ушах свистел ветер, руки тряслись, по спине бежали мурашки. Пять-шесть минут, обещала инструкция. Хвост пришлось сунуть за ворот футболки – ветер швырял его прямо в лицо. Но выхода не было. В любом другом месте могли остаться следы.

– Мы тогда только познакомились. – Лев сидел на кровати Федора. Вокруг них сгрудилась целая толпа. – Сидим у меня дома. Он посмотрел на нее и говорит: смотри, лосось. А я никакого лосося не вижу. Потом, говорит, бухта. Я гляжу: ну да, вроде действительно бухта. Я тогда и внимания не обратил. Даже когда он у меня эту штуку просить стал. Отдать-то, конечно, не могу – семейная реликвия. Распутин, – Лев почесал свои черные кудри, – наш дальний родственник. Говорят, что это осколок с его печки в Москве. Из его комнаты во дворце Романовых. Не знаю. Ну, легенда. Но с собой взял. Чтобы этот неадекват не волновался. И вот…

– Я тебе сто раз говорил: совпадение, – лениво подал голос неадекват и еще ниже натянул на нос капюшон мантии. Он лежал на втором этаже кровати, где обычно спал Лев. На происходящее, казалось, не обращал никакого внимания и вообще не отрывался от телефона.

Толпа внизу заволновалась. Федору дали семейную реликвию, осколок с печки Распутина, и попросили сказать, что он видит сейчас.

– Э-э-э, ну, там ерунда какая-то! Шатры… церковь… лестница…

– Какая лестница?

Федор бросил на компаньона панический взгляд.

– Ну? – по-русски спросил тот.

– Стремянка. Такая, складная.

– Лестница для ремонта, – перевел Лев.

Выяснилось, что у Эдиты впереди свадьба. В квартире ремонт.

– Совпадение, – хмыкнул его превосходительство.

– Почему ты так думаешь? – спросила снизу Эдита.

– Да потому! Я вижу русскую церковь. У нее наверху вроде луковицы… – Федор показал руками. – А ваша церковь другая!

– Это понятно. В твоем сознании церковь выглядит именно так, это привычный тебе образ, поэтому подсознание транслирует именно его, – подбодрила девушка. – Ты увидел церковь – это главное!

Федор быстро отдал реликвию компаньону и сказал, что в такие игры не играет. Он чужд всякой мистике.

Упрашивали его три дня. Больше всего старалась Эдита. Это было трудно. Она с тринадцати лет посещала психолога. Могла замучить кого угодно. Цитировала статьи из «Психолоджист». Напирала на умение принимать чужую точку зрения и не ограничивать свою жизнь тем, во что веришь. Узнавать новое. Говорить миру «да». Не отрицать то, что выглядит неочевидно. Она еще и верующей была. Но три дня Федор все-таки выдержал.