Imprimatur - [85]
– Оставь ее себе.
Я сунул ее за пояс и прикрыл курткой.
– А верите ли вы, что астрология способна помочь страждущим?
– Нет. Но многие врачи придают ей немалое значение. Так, Гален оставил труд «De diebus chriticis»[112]– о лечении больных согласно положению светил. Я не астролог, но знаю, что желчекаменную болезнь следует лечить, когда Луна…
– В Раке, – в нашу беседу неожиданно встрял Угонио, чем нимало поразил нас. – Луна в Раке, третной аспект, Меркурий… – забурчал он себе под нос, – приступай к очищению организма больного от желчи; сикстиль, или третной аспект в Солнце – лечи флегму; аспект в Юпитере – меланхолию. А вот если Луна в знаках Дракона, Козерога, Тельца, то есть жвачных животных, – возможны необратимые последствия, и тем большие, чем ближе к северу, ибо испорченные мокроты удаляются из тела попарно, а борей своим могучим воздействием еще более способствует выгонке жидкостей. Необходимо принимать во внимание означенные третные аспекты, дабы не навредить, принести больше benefice [113], чем malefice [114], стать скорее отцом, нежели отцеубийцей, и состоять в ладу со своей совестью, ибо сказано: в скрупулезном исполнении своих обязанностей черпает верующий свою радость, и потому так важен каждый недоданный скрупул снадобья. К примеру, при завалах в кишечнике, если применять метод Скьялаппы…
Мы с Атто так и застыли с разинутыми ртами.
– Я вижу, среди нас завелся подлинный знаток медицинской астрологии, – придя в себя, заключил Мелани. – И откуда у тебя все эти познания?
– Гр-бр-мр-фр, – вставил Джакконио.
– Да уж приумножаем знания, почитываем летучие изданьица.
– Летучие издания?
Джакконио указал на книжицу у меня в руках.
– Ах это… Держись, мой мальчик. Вперед, а то, боюсь, как бы Кристофано не заподозрил чего. Не так-то просто будет объяснить, куда мы запропастились.
– Стилоне тоже не было.
– Думаю, он уже у себя. После встречи с нашими неотразимыми уродами он, надо думать, припустил во все лопатки.
Занятия астрологией и привели Стилоне Приазо, по мнению Атто, в Рим. Для обделывания своих темных делишек ему нужна была возможность незаметно исчезать по ночам. А поскольку он уже не в первый раз останавливался в «Оруженосце», то, стало быть, знал о подземных ходах.
– Как по-вашему, имеет ли он отношение к смерти господина де Муре и исчезновению моих жемчужин?
– Слишком мало оснований утверждать подобное, мой мальчик. Надобно понаблюдать за ним. Он уж верно не раз пользовался тайными ходами. Чего не скажешь о нас. Проклятие! Будь у нас план наших приятелей, пусть и грязный и запутанный, у нас было бы громадное преимущество!
К счастью, небольшое преимущество у нас все же было: мы теперь знали кое-что о Стилоне, а он о нас – нет.
– Как бы то ни было, загляни к нему перед тем как лечь, я не очень-то доверяю этим двум типам.
Так мы добрались до того узкого прохода, что вел к стадиону Домициана под площадью Навона. Атто отпустил было наших провожатых, назначив встречу на следующую ночь, через час после захода солнца, обещая вознаградить за усердие.
– Гр-бр-мр-фр, – взъерепенился вдруг Джакконио. Приятели отказывались уходить, не получив свою страницу из Библии, в этом им было отказано, поскольку мы так и не установили, что это было. Атто протянул ее мне, наказав беречь, а дружкам предложил денежное вознаграждение.
– Что сделано, то сделано, тут уж ничего не попишешь, – доставая кошелек, умиротворенно приговаривал он. – Что ни говори, а вы его нарисо…
И вдруг замер на полуслове с выражением крайнего изумления на лице. После чего наклонился, зачерпнул горсть земли и посыпал ею плечо Джакконио, который от удивления остолбенел. Взяв страницу из Библии, Атто развернул ее и приложил к хламиде Джакконио в том месте, которое было выпачкано землей.
Словно по волшебству лабиринт со знакомыми очертаниями вновь отпечатался на бумаге.
– Паршивцы, – завопил Атто благим матом, испепеляя их взором.
Те неподвижно и приниженно ждали кары.
– Никогда так не поступайте, слышите, никогда! – добавил он и сунул кошелек обратно в карман.
После их ухода он обратился ко мне:
– Ты понял? Они хотели провести нас, как мальчишек. Просто прижали лист бумаги к козлиной шкуре, из которой сделаны их балахоны, добавили несколько штрихов и voila, план готов! Но нет, шалишь, я не позволю так с собой обращаться. Я узнал закорючку в центре плана, она точь-в-точь как штопка на плече у Джакконио. Попались, голубчики!
Падая от усталости, глубокой ночью вернулись мы в «Оруженосец».
Простившись с Атто, я стал подниматься по лестнице, когда приметил слабый свет, выбивающийся из-под двери одной из комнат третьего этажа. Это была комната Стилоне Приазо. Аббат просил меня приглядеть за ним, и я решил не откладывать этого в долгий ящик.
– Кто там? – донесся из-за двери дрожащий голос, когда я попытался заглянуть внутрь.
Я назвался и вошел. Бледный, перепачканный грязью неаполитанец забился в постель, словно затравленный зверь. Я сделал вид, что не замечаю, в каком он состоянии, благо помещение было скверно освещено.
– Что это ты на ногах в такой час, юноша?
– Подавал хозяину урыльник, – солгал я. – А вы?
