Империя в прыжке. Китай изнутри... - [170]

Символично, что кризис был преодолен именно благодаря группе Цзян Цзэминя, затем выросшей в хрестоматийных «шанхайских жирных котов»: прибрежные регионы спасли государство, продиктовав ему в качестве платы за это принципиальное изменение вектора развития страны.

После Тяньаньмэнь прибрежные регионы стали самостоятельной ценностью: они развивались уже не для последующей передачи наработанных ресурсов остальному Китаю, а в своих собственных интересах, а внутренний Китай, как и при прошлых режимах, стал их ресурсным придатком, в первую очередь — источником дешевой, дисциплинированной и трудолюбивой рабочей силы.

Не случайно попытки перенести центр приложения иностранных инвестиций во внутренние регионы, как правило, проваливались, несмотря на усилия по созданию инфраструктуры и правового обеспечения. И дело не только в силе привычки, обычаях и культурных отличиях: прибрежные регионы не хотели делиться инвестициями, — этим источником богатств, — с остальным Китаем, а обязанное им спасением государство не могло принудить их к этому.

Однако концентрация развития в прибрежных регионах, хоть и привела к колоссальному перекосу, не вызвала недовольства: энергичные и предприимчивые люди, как и в целом ориентированные прежде всего на зарабатывание денег, сравнительно легко могли перебраться туда и найти себе применение. В различных регионах Китая сложились различные социально-экономические модели, и носители разных социальных темпераментов, как было отмечено выше, могли найти себе место, наиболее соответствующее их склонностям и представлениям о справедливости (как это имело и имеет место в других больших и внутренне дифференцированных экономиках — США, Евросоюзе, бывшем Советском Союзе и нынешней России).

Китай был в целом доволен — и не заметил, как незаметно для себя разделился на две, по сути дела, разных страны. Еще в 80-е разрыв между прибрежными и внутренними регионами был сравнительно невелик: экономика была сравнительно однородной, и ею можно было управлять, как единым целым.

В результате бурного развития 90-х и особенно 2000-х, несмотря на формирование общенациональной информационной, транспортной и энергетической инфраструктуры, две части Китая разошлись так далеко, что объективно требуют разных принципов и механизмов управления. На одни и те же управленческие импульсы они будут реагировать совершенно по-разному.

Это внутреннее разделение отнюдь не означает неизбежности распада: в конце концов, принципиальное различие органов организма не отрицает, но, напротив, подчеркивает и обеспечивает его целостность.

Однако глубина различий между «двумя Китаями» обеспечивает и коренное различие их интересов, являющееся одним из скрытых движущих противоречий современной китайской политики.

Сейчас, после 35 лет рыночных преобразований, сглаживание разрыва между прибрежным и внутренним Китаем остается одной из важнейших задач государства. Наряду с поддержанием социальной стабильности вынужденное стремление к территориальной сбалансированности жестко ограничивает возможности извлечения прибыли, повышения эффективности и в целом развития рыночных отношений.

Стремление к социальной справедливости и попытка переориентации с экспорта на потребление населения означает неминуемый возврат к курсу раннего Дэн Сяопина, до его призыва «идти вовне». Вне зависимости от желания тех или иных политических лидеров и даже целых группировок, вынужденным, объективно обусловленным приоритетом Китая становится развитие его внутренних районов. «Нагулявшие жир», переинвестированные, богатые и развитые прибрежные районы становятся для них всего лишь источником капитала и технологий: из цели они превращаются всего лишь в ресурс нового этапа развития страны.

Если им удастся защитить свои интересы, не дать поменять их местами с внутренними регионами и избежать «раскулачивания», пусть даже и мягкого, — они заблокируют развитие Китая и столкнут его в пропасть социально-политического хаоса.

Несмотря на по-прежнему высокую управляемость китайского общества, такой сценарий развития (если, конечно, китайское государство не сможет внезапно осуществить резких изменений условий развития своего общества) представляется весьма вероятным.

8.3. Культурные разрывы

Исторической особенностью Китая является его глубочайшая этническая и языковая разнородность. Несмотря на то, что формально 90 % населения страны является этническими ханьцами, принадлежность к различным народностям, политически объединенным в это понятие, остается значимой и в повседневной жизни, и в управленческой практике.

Современный китайский язык на базе пекинского диалекта, общий для всей страны, стал таковым исторически совершенно недавно — лишь после провозглашения нового Китая (кстати, объединивший страну общим языком Мао Цзэдун им не владел: он говорил по-хунаньски, что создавало большие трудности в понимании его слов).

Но и сегодня китайцы с севера и юга резко отличаются по своему внешнему виду (северяне заметно выше ростом, у южан темнее кожа); язык же сильно различается порой даже у соседних провинций.

Эти противоречия несколько сгладились в результате внутренней миграции огромных масс населения при строительстве крупных промышленных и инфраструктурных объектов, а также благодаря длительному уверенному экономическому подъему прибрежной зоны; однако в то же время они кардинально усугубили неравномерность роста и несправедливость распределения общественного богатства.