Империя солнца - [33]
12. Танцевальная музыка
Все три дня, которые Джиму пришлось провести с моряками-американцами, прошли под знаком этого кошмарного образа. Ночью, когда Бейси и Фрэнк спали, прижавшись друг к другу и укрывшись пледом, он лежал на стопке мешков из-под риса возле печки, и сна не было ни в одном глазу. Догорающие угли отблескивали на медных окантовках иллюминаторов и поручнях — совсем как золотые зубы. По утрам, едва проснувшись, он ощупывал челюсть, чтобы убедиться в том, что Фрэнк не выдрал ему ночью, из чистой вредности, коренной зуб.
Днем Джим сидел на похоронном пирсе на стреме, покуда Фрэнк орудовал на затопленных кораблях. Замерзнув, он возвращался в каюту и забирался под плед, а Бейси сидел в шезлонге «Империал эйруэйз» и мастерил из старых ершиков для чистки трубок проволочные игрушки. Раньше Бейси служил стюардом в «Катай-америкен-лайн», и вот теперь он обучил Джима нескольким скороговоркам и салонным фокусам, которыми в свое время развлекал детишек пассажиров. Он даже давал себе труд следить за тем, чтобы Джим как следует ел — два раза в день, утром и вечером, — под аккомпанемент бесчисленных вопросов об отце и о матери. Бейси явно хотелось быть похожим на пассажирок с трансокеанских рейсов: в одной руке пуховка, другая прикуривает сигарету; жара, полумгла.
Каждый день после полудня они садились в грузовик и ездили на Хонкюйский рынок. Бейси выторговывал очередной мешок риса и несколько кусков рыбы — в обмен на пачки французских сигарет, которые хранились в картонных коробках у него под кроватью. Иногда он говорил Фрэнку, чтобы тот подвел Джима к прилавку: лавочник-китаец с мрачным видом осматривал мальчика и качал головой.
Джим вскоре понял, что Бейси пытается его продать. Сопротивляться у него не было сил, он просто сидел в машине между двумя американцами, похожий на куренка, вроде тех, что китаянки сажают рядом с собой на трамвайные сиденья. По большей части он чувствовал себя неважно, но в счет своей потенциальной стоимости мог, по крайней мере, рассчитывать на еду, и даже с вареной рыбой. Рано или поздно до китайцев дойдет, что они смогут заработать пару йен, если донесут на них японцам.
А пока он старался избегать тяжелых Франковых лап, шарил в памяти в поисках слов позаковыристей, какие нравились Бейси, и угощал бывшего стюарда байками о роскошных особняках на Амхерст-авеню. Жизнь, придуманная Джимом, была полна безудержной мишурной роскоши, и он клялся, что его родители проводили время именно так. Эти истории из жизни шанхайского высшего общества буквально зачаровывали Бейси.
— Расскажи-ка мне об этих званых вечеринках с купанием в бассейнах, — просил Бейси, покуда Фрэнк возился с мотором. Они как раз собирались в свою последнюю поездку на рынок в Хонкю. — Там, наверное, всякого хватало… веселья.
— Да, Бейси, конечно, там было очень весело. — Джим вспомнил о долгих часах, проведенных в полном одиночестве и в безуспешных попытках достать серебряную монетку, блестевшую на дне бассейна, как зуб у Бейси во рту. — Там были конфеты с ликером, и белый рояль, и виски с содовой. А еще чародеи.
— Чародеи, Джим?
— По-моему, это были самые настоящие чародеи…
— Ты устал, Джим. — Они сели в грузовик, и Бейси тут же обнял Джима за плечи. — Ты слишком много думаешь, все эти новые слова…
— Я уже вспомнил все, какие знал, Бейси. А война скоро кончится?
— Не волнуйся, Джим. Максимум месяца через три японцы сломаются.
— Так быстро, Бейси?
— Ну, может быть, чуть позже. Войны, они тоже с бухты-барахты не начинаются, люди вкладывают деньги, большие деньги, Джим, и эти инвестиции приходится защищать. Вроде как мы с Фрэнком вложились в этот грузовик.
Джиму раньше никогда не приходило в голову, что кто-то может хотеть продолжения войны, и едва ли не полпути до Хонкю он раздумывал над этой странной логикой. Машина громыхала по проселочной дороге за доками, мимо пустующих складов, мусорных отвалов и могильных холмиков. Возле каналов, в выстроенных из ящиков и старых автомобильных покрышек хибарах ютились нищие. У затхлой заводи сидит на корточках старуха, отскребает деревянное сиденье из уборной. Отсюда, из уютной безопасности автомобильной кабины, Джиму было жаль этих несчастных людей, хотя всего несколько дней назад его собственное положение было еще более отчаянным. В его сознании произошло странное раздвоение реальности, как если бы все, что случилось с начала войны, происходило в зеркале. Головокружение и голод были прерогативой его зеркальной половины, и о еде, постоянно и неотвязно, тоже думала именно она. А у него к ней не осталось даже жалости. Должно быть, именно так умудряются жить на этом свете — и выживать — китайцы, подумал Джим. Но в один прекрасный день китаец может вынырнуть из зеркала.
Переезжая через ручей Наньдао во Французскую Концессию, они наткнулись на первый японский патруль, охраняющий блокпост у северного въезда на стальной решетчатый мост. И тут выяснилось, что Бейси и Фрэнк совсем не боятся солдат, — на американцев, заметил для себя Джим, вообще не так-то просто произвести впечатление. Фрэнк даже посигналил японскому солдату, который не вовремя вышел на дорогу. Джим тут же пригнулся как можно ниже, ожидая, что вот сейчас в них начнут стрелять, но японец с угрюмой миной на лице дал им отмашку: должно быть, принял Фрэнка и Бейси за русских рабочих, из белоэмигрантов.
