Империя - [17]

— Сам, — глядя в сторону, сквозь зубы ответил Корнелий и направился к девушке. Подойдя, он присел рядом.

— Аврелий… он жив? — чуть слышно спросила она, посмотрев Корнелию в глаза не моргая.

Корнелий опустил голову и тихо произнес:

— Мне очень жаль…

— Почему ты не спас его? Почему?! — кинулась она на него, стуча руками по его груди, и слезы ручьем полились из ее глаз. — Почему, я тебя спрашиваю?! — продолжала она. Маленький мальчик зарыдал и обхватил ногу матери со словами:

— Мама, мама, не плачь. Почему ты плачешь? — взахлеб ревел паренек.

Корнелий сидел и ничего не мог ей ответить, только молча мотал головой, пытаясь не смотреть на нее.

— Прости нас, Ливия. Прости, — повторял он чуть ли не шепотом, пока на его лицо и тело обрушивались женские удары. И ему казалось, что они намного больнее ранят его, чем все его шрамы, полученные за долгую службу. Он сидел и даже не пытался сопротивляться. Кристиан и Ливерий осторожно оттащили от него обезумевшую от горя женщину и проводили ее с малышом домой. Успокоив вдову, они через некоторое время вышли обратно к Корнелию.

— Она справится. Она сильная женщина. Ей просто нужно сейчас побыть одной, — тихо проговорил Кристиан. — Завтра мы навестим ее, а то у нее ребятишек полон дом, как бы не сотворила чего с собой и с ними с горя-то… Бабы, они ведь народ непредсказуемый.

— Вот поэтому кто-то должен остаться, присмотреть за ней. Мы виноваты. Я виноват. Но оставлять ее в таком состоянии не нужно. Мало ли что она может выкинуть?

— Ты зря коришь себя. Никто не застрахован от смерти. Ты сам прекрасно знаешь, что на месте Аврелия мог быть каждый из нас. Просто к нам судьба оказалась более благосклонна, вот и все.

— Я останусь, а вы ступайте. Помогу чем смогу. Он был и останется нашим другом. Теперь мы должны помочь его жене справиться с теми трудностями, которые ей предстоит пережить, — как-то немного нервничая и переживая, проговорил Кристиан.

— Да, ты прав. Если мы не поможем ей, то она пойдет по миру, — тихо сказал Ливерий.

— Хорошо, оставайся, Кристиан. Завтра все соберемся у нее и решим, как быть дальше, — одобрительно хлопнув по плечу друга, произнес Корнелий.

Но трудности поджидали не только жену Аврелия и ее детей, но и всех тех, кто выжил в той мясорубке.

Всю дорогу до дома Корнелий винил себя в том, что не выступил тогда и не обвинил Арминия в предательстве. В том, что мог протянуть время до прихода Тиберия с легионами, но не сделал этого. В том, что мог предпринять хоть что-нибудь, но не предпринял.

Теперь же, по воле богов, ничего исправить уже было нельзя: никто не в силах исправить то, что уже совершено.

Подходя к дому, он увидел настораживающую картину, которую сначала принял за обман зрения и результат усталости, не дававшей ему покоя в связи с последними событиями. Но чем ближе он подходил, тем больше он убеждался в реальности своего видения. Вскоре его заметил один из рабов по имени Леонид. Корнелий всегда оставлял его за старшего и верил ему, как себе. Никогда этот раб не подводил его.

— Хозяин! Господин Корнелий! — подбегая к нему, громко кричал Леонид, который был почему-то в оборванной и потрепанной одежде.

— Леонид? Что здесь случилось?! — громко и как-то обреченно проговорил Корнелий и, не дожидаясь ответа, спешно и с некоторой опаской прошел мимо раба, который встал как вкопанный.

— Где моя жена? Где мой сын? Где все остальные? Почему все разрушено?

— Господин, мы ничего не смогли сделать, — тихо произнес Леонид.

— Луций, сын мой! Оливия, жена моя! Где вы?! — заорал Корнелий на весь дом.

На его голос откликнулся Луций, который играл во дворе и, забегая на веранду, радостно зашумел:

— Папа, папа вернулся! — кричал он, подбегая к отцу. Корнелий в один миг подхватил сынишку, со счастливым криком поднял его и сделал несколько оборотов вокруг себя. Он крепко прижал ребенка к себе и лишь после этого поставил на пол.

— Как же я рад тебя видеть! Как ты вырос! А где мама? — с улыбкой проговорил он, трепля сына по волосам.

— Мама уехала, но оставила мне братика Маркуса. Леонид сказал, что его так зовут, только он совсем маленький и со мной не играет, а постоянно плачет. Пап, а что у тебя с лицом? Почему оно в болячках? Тебе очень больно?

— Уехала… — рука Корнелия опустилась, в ушах зазвенело, тело бросило в холодный пот. Он посмотрел на сына и продолжил:

— А где твой братик?

— Да он спит вот в той комнате, — показывая пальцем, проговорил Луций.

— Хорошо, Луций. Иди, поиграй пока. Я скоро к тебе подойду, — стараясь улыбаться, ответил Корнелий.

— Папа, а ты больше не уйдешь? Ты же не уедешь, как мама? — с опаской проговорил он и посмотрел на отца.

— Нет, сынок, я с тобой. Теперь до конца с тобой. Обещаю, — ответил Корнелий сыну, глядя в его не по-детски серьезные глаза, и снова повторил: — Я обещаю, Луций.

Дождавшись, когда паренек убежит играть, он направился в комнату, где мило спал его младший сын. Тихо, почти не слышно, он подошел к колыбели и заглянул в нее. Там, сопя и насасывая палец, лежало то, что оставила ему его любимая жена — Маркус, младший сын. Его сын.

— Так значит, тебя зовут Маркус, — тихо произнес Корнелий, боясь разбудить малыша и глядя на него, словно завороженный. Сердце воина дрогнуло, из его глаз непроизвольно потекли слезы. Решительно смахнув их рукой, он пошел к Леониду.