Империя - [126]

— Конечно, Марк. Еще раз спасибо за подарок, — Луций повернулся к русичу. — Рад был познакомиться с тобой, Ратибор. Скоро встретимся.

Юноша уважительно склонил голову, после чего быстрым шагом направился к выходу.

— Ну что, русич? Разве я обманул тебя? — спросил Марк.

— Стоит признать, ты отличаешься от тех людей, с которыми мне прежде приходилось иметь дело.

— Слушай меня, Ратибор, и ты сможешь отомстить за своего отца. А пока можешь идти отдыхать. Я гляжу, ты опять тренировался. Это похвально. Скоро твое умение пригодится.

Марк вышел на веранду и с прищуром посмотрел на звездное небо. Сзади, как преданный пес, к нему подошел Сципион.

— Слишком быстро варвар пошел на уступки, господин. Вам так не кажется?

— А что ему остается делать? Он хочет мести. Мы дадим ему след, пускай бежит по нему. А пока он рыщет, мы будем его использовать. Точнее сказать, использовать его будет Луций. Я знал, что они быстро придут к взаимопониманию.

— Милорд, Луций скоро может поинтересоваться судьбой своего брата, — облокотившись на перила, намекнул Сципион.

— Маркус — наш козырь. Велиал знает свое дело. И ты не прекращай тренировать его. Я не хочу остаться без запасного плана. Всегда нужно быть готовым к самому худшему повороту событий. Когда они вернутся из похода, мы предоставим Луцию возможность увидеться и с братом, и с отцом. Надеюсь, он не умрет до этого на каменоломнях, хотя для нас это был бы, пожалуй, самый лучший вариант.

— Можно это устроить, господин, только скажите.

— Не стоит, Абигор. Пускай все идет своим чередом, я пока слишком слаб, чтобы нарушать договор с ним. А мы и так уже серьезно вмешались в людские дела. Но ничего, скоро наш мальчик перестанет ценить простые человеческие радости, его чувства притупятся, и он будет мечтать только об одном — о власти. Он будет жаждать превосходства над другими и испытывать одну лишь ненависть, ненависть ко всем и каждому за свои детство и юность. Еще немного, и ему не будет нужно ничего, кроме господства над миром. Ни женщины, ни вино, ни развлечения не смогут принести ему такого наслаждения, как война, смерть и покорение народов. Да, он станет прекрасным оружием против себе подобных. Он явит во всей красе истинную сущность человека. Само совершенство! Так ведь, по-моему, говорит о них мой брат? Что же, пускай он увидит свое творение в его настоящем облике. Не будет любви к ближнему. Я посею в людях ненависть к самим себе, и она, переходя от человека к человеку, словно вирус, поработит весь мир. Мне останется только немного подождать. Подождать, пока они сами не падут к моим ногам.

Глава XV ГЕРМАНИЯ

Луций встретил рассвет на ногах. Тяжелый месяц, который он и его друзья выдержали, стиснув зубы, подошел к концу. Впереди их ждал поход. Они еще не представляли себе, какие именно события и впечатления их подстерегали в пути, и эта неизвестность манила их предвкушением захватывающих приключений, мысль о которых будоражила воображение Луция и порой не давала ему спать. Вот и в эту душную августовскую ночь, после его назначения на должность центуриона — причем его собственной центурии, с которой он тренировался последние несколько лет, — юноша никак не мог уснуть. Крепкие, как на подбор, воины, предоставленные ему Александром, уже были размещены в казарме, а он со своими друзьями получил палатку и ждал приближающегося рассвета, чтобы поскорее отправиться туда, откуда их родители вернулись опозоренными. Мысленно Луций был уже там, в дремучих и суровых лесах страшной, но манящей и притягательной, словно магнит, Германии. Размышления об этой далекой стране вытеснили из сознания юноши приятные воспоминания о том, с каким выражением лиц смотрели на него Публий и Кассий, когда ему на построении вручали грамоту о назначении на офицерскую должность. Он уже позабыл и о том, как на пиру, устроенном в честь отбытия в поход, Клементий брезгливо обошел стороной всех младших и старших офицеров и, демонстративно плюнув под ноги Луцию, удалился восвояси. Друзья еще не знали, что легат постарается устранить их в первом же сражении, как не знали они и о том, что накануне Клементий ездил к Марку и написал донос самому императору, в котором предупреждал о присутствии в войске ненадежных бойцов, способных подвергнуть опасности всю кампанию. Все это сейчас отошло на второй план, и Луций думал только о том, как прославиться, спасти отца и доказать всем, что они не хуже других. А главным, главным было то, что момент отмщения с каждым днем приближался. «Константин, Герман, Гай», — крутились имена в голове Луция, не давая ему покоя. «А еще эти соседи, которые, словно коршуны, слетелись на добычу, — с ними нужно будет разобраться тоже! И, конечно, Клементий! Но как поквитаться с ним? До него ведь сейчас не доберешься: он легат легиона, в котором мы служим! Несправедливо! Как же несправедливо!», — мысленно посетовал юноша, и в нем снова стали просыпаться мечты о власти, о том, как он будет править Римом. От предвкушения триумфа голова его закружилась, и он, опершись руками о стол, медленно опустился на кресло.

— Добьюсь! Стану! Они смогли, а чем я хуже?! Я буду императором Рима! Всех поставлю на колени, всем воздам по заслугам! Ничего, ничего, придет время! Марк учит ждать, значит, я буду ждать и дождусь! — прошептал Луций и посмотрел на своих друзей, спящих на койках. Затем он взглянул на Ратибора, который прибыл сюда вместе с его центурией и теперь сидя дремал в углу палатки, положив руку на меч: он явно пока еще не доверял ни Луцию, ни его товарищам. Скоро, совсем скоро затрубят горны и тысячи людей зашевелятся, засуетятся, словно муравьи, а потом пойдут туда, куда им прикажут, ведомые одной общей целью. Пойдут убивать, грабить и порабощать всех тех, кого они, римляне, считают недочеловеками, варварами, ничтожествами, скорее даже животными, нежели людьми. Смотря на крепкое и могучее тело русича, Луций понимал, что эти так называемые варвары куда более цивилизованны, чем он сам и его сограждане, что им знакомо что-то такое, чего римлянам не постичь никогда, а именно — представления о преданности и чести. Юноша вспоминал тот момент на арене, когда Ратибор, оставшийся один против десятка гладиаторов, предпочел смерть унижению перед оголтелой, развращенной бездельем толпой. При этом воспоминании Луций слегка улыбнулся, понимая, что все-таки он был прав, потребовав тогда в Колизее пощады Ратибору и тем самым подарив жизнь этому варвару. Возможно, в будущем он еще не единожды спасет русичу жизнь на поле боя, хотя иногда достаточно и одного раза, чтобы изменить историю и собственную судьбу.