Империя - [111]

Впрочем, их положение в лагере нельзя было назвать совсем уж беспросветным: навыков и знаний, которые дал им за два года Сципион, хватило бы не на один курс тренировок, поэтому основную сложность составляло не само военное обучение, а тот факт, что его придется проходить под предводительством мерзавца Публия, который не скрывал радости от того, что боги предоставили ему возможность открыто поиздеваться над парнями. Как же неприятно было осознавать, что им надо улыбаться и кланяться этому подлецу. Но ставки были слишком высоки, чтобы отступить. Дай они слабину, Публий и Кассий тут же воспользуются ею, и тогда можно сразу рыть себе могилу, а это для друзей было неприемлемым исходом. Многое тут зависело от Луция: он считался негласным лидером в их команде, и именно на него все ровнялись, хотя Понтий и был старше. Сломается Луций, прогнется, не выдержит — погибнут все, и он сам это четко понимал.

Мартин лежал на своей кровати и смотрел в потолок. До подъема оставалась еще пара часов, но ему не спалось из-за душевной боли, не дававшей ему покоя. Месть завладела его мыслями: он не мог спокойно думать о тех, кто так жестоко обошелся с его семьей. Юноша в своих мечтах уже смаковал сладкий вкус возмездия, представляя тех, кто был виновен в смерти его близких, стоящими на коленях и молящими о пощаде. Но пощады не будет. Как не удостоились ее сестры и мать Мартина, которые тоже умоляли, но так и не были услышаны. И Мартин тоже останется глух к мольбам преступников. При этой мысли на его лице заиграла зловещая улыбка, которая изредка сопровождалась тихим, но злобным хихиканьем. Внутри себя Мартин ощущал невосполнимую пустоту, и от расправы над собой его останавливало только желание отомстить. Луций повернул голову в его сторону и с жалостью в глазах посмотрел на друга. Он понимал, что Мартину досталось гораздо больше, чем Ромулу, Понтию и ему самому, ведь, как бы то ни было, их родные до сих пор живы. Он бесшумно встал со своего места и подошел к Мартину.

— Мое сердце скорбит так же, как и твое, дружище. Крепись и постарайся перебороть себя и не сорваться. Думай не только о своей боли и жажде мести. Мы сейчас все в одной упряжке, и если кто-то из нас сломается, то обязательно потянет за собой в бездну и всех остальных. Ты знаешь не хуже меня, кто будет командовать нами. Поэтому прошу тебя, Мартин, не давай воли чувствам. По крайней мере, пока. Сейчас нам, как никогда, нужны единство и сплоченность. Держись, мой друг! Держись! А месть — месть будет. Марк поможет нам отыскать их всех. Я уверен в этом, нужно просто продержаться месяц, и мы получим возможность свершить возмездие, как он и обещал.

На последних словах Мартин, прежде равнодушно смотревший в потолок и, казалось, не обращавший никакого внимания на Луция, перевел свой взгляд на друга и тихо, почти шепотом проговорил:

— Ты прав, — и после небольшой паузы продолжил: — Я ради того, чтобы отомстить, пойду до конца, и никто меня не остановит и не сломит на этом пути: ни этот мерзавец Публий, ни кто-либо другой. Чем наглее он станет бесчинствовать, тем сильнее он об этом пожалеет, и тем слаще будет месть. В моей душе сейчас пустота, но я заполню ее, когда придет время, заполню кровью всех тех, кто хоть каким-то образом причастен к тому, что случилось.

Луций с пониманием и одобрением кивнул головой:

— Все так и будет, Мартин, я в этом уверен!

Рассвет неумолимо приближался. Вскоре умиротворенную тишину и спокойствие ночного лагеря нарушат трубачи, которые просигналят подъем, и жизнь снова закипит, заставляя всех вокруг бегать и суетиться. Но ни у кого из друзей уже не было ни страха, ни переживаний по поводу того, как туго им придется в ближайший месяц. Все это мелочи в сравнении с тем, что они уже пережили. Мартин посмотрел на Луция и, сев на кровати, продолжил со злой улыбкой:

— Это само собой. Но я говорю сейчас именно о Публии, Кассии и Клементии. Мне почему-то кажется, что не без их участия наши семьи познали такое горе!

— Мартин, — покачал головой Луций. — Не терзай себя. Того, что случилось, уже не исправить. Собери всю свою ярость и злость в один комок, спрячь его глубоко в душе и сохрани там до того момента, когда придет пора дать этим чувствам свободу. Мы покараем всех тех, кто хоть каким-то образом был в этом замешан. Я обещаю. Но сейчас я прошу тебя не делать глупостей. Никому из нас от этого лучше не станет, а усугублять то, что есть, сейчас не стоит.

— Как бы ни было тяжело осознавать это, но ты прав, — вздохнул Мартин.

— Хорошо, я рад, что ты это понимаешь. Ради всех нас, пожалуйста, держи себя в руках. Сегодня нам вручат грамоты о зачислении в легион, и с этого момента для нас начнется новая жизнь, которая с каждым днем, с каждым часом и с каждой минутой будет приближать нас к тому, о чем мы с тобой сейчас говорили. Мысль об этом поможет нам выдержать все испытания, а затем осуществить задуманное.

Солнце постепенно раскидывало свои лучи над горизонтом, пробуждая все живое. Светило вот-вот норовило предательски показаться из-за небольшой горы и нарушить тишину и безмятежность пока еще спящего лагеря. Луций с чувством необычайной легкости в ногах вышел за порог казармы. Опьяненный жаждой мести и власти, а также сладкими речами и обещаниями Марка, он не чувствовал усталости. Смерть любимого пса уже мало волновала его: предательски пролив кровь несчастного животного, которого он сам воспитал и всему обучил, он переступил через то человеческое, что в нем было. И вот теперь Луций смотрел на огромные мраморные храмы, обелиски и здания, которые возвышались над лагерными стенами, и думал об одном — о том, что рано или поздно он будет править всем этим, что все это будет принадлежать ему. Жизнь собаки не сравнится с таким богатством — размен более чем удачный. Убив Рема, он запрятал свои сочувствие и жалость куда-то очень далеко в глубины своей души, в мгновение ока почерневшей от одного лишь взмаха идеального оружия. Луций не знал, что кровью невинного и преданного животного он подписал приговор не только себе, но и своим друзьям, заключив сделку с тем, кто был недосягаем для его понимания. Еще раз окинув взором окрестности, юноша с улыбкой зашел в казарму. Через некоторое время в ее дверях появился другой человек. Он неспешным шагом направился осматривать койки, на которых лежали новобранцы, пристально вглядываясь в каждого спящего, как бы ища кого-то. Проходя все дальше вглубь комнаты, он очень надеялся, что ни на одной из этих кроватей не окажется того, кого он ненавидел всем сердцем. Но вскоре незнакомец остановился перед лежащим Луцием, пристально посмотрел на юношу, крутя в руке яблоко, затем вытащил нож, медленно, с хрустом отрезал от него сочный кусок и прямо с лезвия отправил себе в рот. Сквозь перекошенную злобой и ненавистью улыбку он тихо прошипел: