Империя Масок - [14]

Монтсиммар усмехнулся, поднял бокал и сделал большой глоток.

— Итак, Шанталь. Что вы думаете об этом представлении прошлым вечером?

Шанталь опустился в огромное мягкое кресло, и идиотские жемчужины на его маске снова забренчали.

— Я нахожу это тревожным, милорд, — он кивнул Гаспару. — Вижу, вы вернули себе перо.

— О, у нас их десятки, —  усмехнулся Монтсиммар. —  Они постоянно ломаются и пачкаются, и это если носить их только на балах. Если же в период турниров вам не приходится менять их после каждого раунда, считайте, что вы счастливчик.

— Но, — перебил его Гаспар, указывая на новое перо, прикрёпленное к маске, — суть дела от этого не меняется. Вместо того, чтобы ответить на требование сатисфакции благородной дуэлью, Селина решила оказать милость ферелденцу.

— Использовав символ шевалье, как игрушку, — сказал Монтсиммар без каких-либо следов былого веселья на лице. — Точно так же можно кидать туда-сюда императорскую корону.

— Как вы прекрасно знаете, я не шевалье, — начал Шанталь, и Гаспар подумал, что этого можно было и не говорить. Чопорный и тощий граф Велуна, скорее всего, ни разу не пролил крови в битве. Однако, Гаспар убедился в благородности его помыслов, когда Шанталь добавил: — Но и я люблю Орлей. Мой отец умер, сражаясь в Ферелдене. И мне претит то, что его жертва может стать сиюминутной забавой в руках императрицы. 

— Не вам одному, — Гаспар одарил Шанталя улыбкой, которую он использовал на турнирах, ту самую, которая заставляла соперников задуматься — что же такого знает он, чего не знают они. — И таких, как мы, много — мужчин, готовых спасти Орлей от женщины, которая подарит его нашим врагам с поцелуем в придачу, да ещё помашет платочком на прощанье. 

Шантраль замер.

— Вы говорите об измене, милорд.

— Я говорю о благе нашей империи, Шанталь, — Гаспар подавил вздох. Его гость явно знал о цели этой встречи, но ломался, как хрупкая барышня, и нужно было ему подыграть. — Селина правит уже двадцать лет, но отказывается выйти замуж, даже несмотря на то, что империи нужны сила и стабильность. Она флиртует с Ферелденом и играет с вами, в то время как наши маги и храмовники смотрят на происходящее в Вольной Марке и заражаются опасными идеями. Она ничего не делает, — он допил свой бренди одним большим глотком, резко выдохнув, когда напиток обжёг его горло. — И этим смертельным бездействием она сама совершила измену.

Наступило продолжительное молчание. Монтсиммар бегло взглянул на Гаспара, и тот едва заметно покачал головой. Это был просчитанный риск. Даже если Шанталь откажется присоединиться, то его вполне можно будет убедить молчать каким-нибудь мягким жестом. И, будучи шевалье, Гаспар никогда не опустился бы до того, чтобы зарезать человека посреди курительной комнаты.

— Думаю, — ответил Шанталь. — Я всё-таки выпью того бренди.

— Вот и молодец, — Монтсиммар наполнил ещё один бокал и передал его Шанталю, который взял его дрожащими пальцами.

Гаспар улыбнулся. Возможно, Селине показалось, что прошлой ночью она выиграла схватку, и, возможно, в глазах светских модников и щёголей так оно и было. Но Орлей не нуждался в этих людях в предстоящей войне.

— Я намерен подойти к ней сегодня на охоте, — сказал Гаспар. — И предложить свою руку. Возможно, она наконец передумает, и всё это останется лишь праздной болтовней мужчин за бокалом бренди.

— Вам будет сложно донести до неё свою точку зрения перед собравшимися лордами, — сказал Монтсиммар, наливая себе из графина второй раз, — тем более в присутствии её проклятого защитника.

— Я отыщу способ поговорить с ней лично, — усмехнулся Гаспар. — А что касается её защитника, то, полагаю, сегодня о нём позаботятся.

* * *

С тех пор, как сэр Мишель в последний раз трясся от ужаса, прошли многие годы, но он испытал ужас вновь, когда увидел записку на кровати в своих покоях. Это было внезапное чувство четкого осознания происходящего, будто стянуло кожу на лице, и от чувства этого разом заныли все зубы.

Сэр Мишель де Шевин прочёл сложенную записку. Первые два слова были написаны изящным и чётким почерком, но в "де Шевин" буквы были кривыми и небрежными. Обыватель мог бы подумать, что рука посылавшего записку соскользнула, или у него или неё сломалось перо.

Мишель открыл письмо. В нём были указаны лишь время и место и больше ничего. Подписи не было.

Будучи защитником Селины, Мишель знал распорядок её дня наизусть.

Этим утром она должна была встретиться с министрами по торговле; обычная встреча, которая не предполагала его присутствия. Однако в полдень должна была состояться охота, на которую были приглашены те аристократы, что остались в Вал Руайо после бала. В полдень Мишель должен был быть подле неё — того требовали правила и знание того, что слишком часто титулы меняли хозяев в результате "несчастных случаев на охоте". Мишель предположил, что если сделать встречу короткой, то он вернётся вовремя.

Защитник императрицы был фигурой, занимавшей место на самой границе светского общества. Несмотря на имя "де Шевин" и благородное происхождение, о котором оно говорило, Мишелю полагалось отринуть все личные устремления и быть преданным лишь императрице и кодексу шевалье. Хоть его клятва состояла в том, чтобы защищать Селину от убийц и драться от её имени на всех дуэлях, он был столь же поверенным, сколько телохранителем; посвященный в тысячу секретов, он должен был быть её глазами и ушами там, где её не было. В любой схватке, в любом обществе он был воплощением самой императрицы, точно также как Великий Герцог Гаспар, находясь в Тевинтере или Ферелдене, был живым символом могущества Орлея.