«Собственно говоря, кто меня ждет в Аграпуре? — усмехнулся про себя Конан. — Городские стражники? Наверное, они помнят, как мне удалось ускользнуть из каземата! По большому счету, мне вообще бы не следовало соваться в этот город, тем более что и давние мои дела еще не забылись».
Да, наследил он в Туране предостаточно! Происшедшее три года назад, в общем-то, вряд ли можно назвать серьезным проступком. Ну, помог варвар сбежать капитану Саудану прямо из-под носа у судьи, ну, прикончил при этом нескольких стражников…
Великое дело, с кем не бывает! Так, тянет на несколько лет каторги на галерах или в каменоломнях. Конан сделал еще глоток. А вот то, что он натворил лет десять назад! Это будут помнить долго, и вряд ли его имя вычеркнут из списков «Убить на месте» или «Доставить в кандалах в столицу», которые хранились у любого туранского патруля или начальника мало-мальски приличной крепости, или отряда стражников. Конечно, среди этих бравых воинов мало кто сумел бы прочесть тщательно оберегаемые свитки, но, тем не менее, киммериец был не таким уж заурядным человеком, чтобы какой-нибудь солдат, видевший его хоть раз в жизни, напрочь забыл, как выглядит известный государственный преступник. С годами число этих знакомцев, конечно, убывало, но все же кое-кто еще оставался в живых и запросто мог в любое мгновение истошно завопить: «Вот он, Конан! Держите киммерийца!» Что начнется после этого — сомневаться не приходилось. A дело было вот в чем. Несколько лет назад ему пришлось срочно покинуть столицу Турана. Он убил сотника туранской армии, который к тому же оказался сыном верховного жреца бога Эрлика. Хотя Конан тогда уже сам дослужился до звания сотника и убил он Оркана в честном поединке, но законы Турана суровы: поднявшего оружие на выходца из гирканской знати ожидает смерть, тем более что варвар был чужеземцем. Повод для их ссоры, в общем-то, казался киммерийцу не таким уж значительным. Подумаешь, застал его Оркан в постели своей любовницы!
«А Наркия была очень даже неплоха… — Киммериец хлебнул еще пива, устраиваясь поудобнее за столом. — Горячая девчонка, пожалуй, не хуже, чем Дильбар…»
Он погрузился в воспоминания о минувшей ночи, проведенной с местной красавицей, сравнивая прелести двух женщин. Хотя образ Наркии уже затянула плотная дымка времени, это было куда более приятно, нежели представлять себя дичью, за которой охотятся туранские стражники. Варвар повеселел, и его злость и досада на себя постепенно исчезли.
«Может быть, это боги хранят меня от необдуманных поступков? — подумал Конан, обводя взглядом зал таверны, который вдруг показался ему не заплеванным и мерзким, а вполне даже уютным. — Да и что зря страдать? Деньги, спасибо купчишке, есть. — Он с удовлетворением ощупал тугой кошель. — Направлюсь я, пожалуй, на север. Сейчас лето, тепло, жратвы в степи навалом. Не спеша объеду море по берегу, а потом можно будет подумать, что делать дальше. Почему бы, например, не наведаться в Шадизар? Давненько я там, надо сказать, не появлялся…»
А не был он там и, правда, очень давно. Когда-то, много лет назад, он пришел в этот город неоперившимся птенцом. Варвар хмыкнул про себя. Ну, не таким уж и неопытным: позади были многие сражения, кровь, смерть друзей, плен в Гиперборее, гладиаторские казармы Халоги. И все же он был очень молод — ему не исполнилось и семнадцати, а Шадизар — вовсе не край света вроде Гипербореи или его родной Киммерии. Здесь проходили многие торговые пути, собирался разнообразный люд, попадались удивительные вещи, которые даже не снились юному киммерийцу.
Он вспомнил, как, измученный и голодный, наконец, добрался до шадизарских стен и башен. Перед ним на широкой равнине лежал Город Негодяев — прекрасный и порочный, богатый и нищий, вожделенная и опасная цель его странствия. Здесь, в святилище Бела, в воровских кварталах Пустыньки, сбудется сокровенная мечта, согревавшая его долгими ночами в холодных казармах Халоги. Здесь он станет искусным и удачливым вором! Дерзким, умелым, лучшим из всех!
Он прибыл к городским стенам к вечеру, и заходящее солнце золотило лишь зубчатые верхушки башен и купола храмов. Городские стены были высоки и прочны, ворота, окованные широкими железными полосами, тяжелые, обожженные солнцем и побитые ветрами, уже закрылись.
Окажись на месте киммерийца обыкновенный крестьянин или торговец, вряд ли он стал бы стучать в тяжелые створки и беспокоить стражу. У простого путника один лишь вид высоких стен и мощных врат привычно вызывал должное уважение. Человек просто отошел бы от греха подальше за ближайший холм и скоротал там ночь, дрожа от холода и ожидая, когда у городских стен начнут собираться торговцы овощами и живностью из ближайших селений, когда подойдут караваны из далеких стран и когда стражники, опухшие от пьянства и бессонной ночи, проведенной за игрой в кости, лениво двинутся к воротам, и те как бы нехотя, с протяжным скрипом начнут отворяться.
Конан, однако, был парнем простым и бесхитростным, и долго рассуждать не привык. Он не один день провел в пути, несмотря на молодость и могучее здоровье, устал, был страшно голоден и, как всякий голодный, зол и нетерпелив. Огромные и крепкие шадизарские ворота не вызвали в нем трепета. Он просто воспринял их как помеху на своем пути. Ни мгновения не раздумывая, варвар подошел вплотную и грохнул по обшарпанной, обглоданной временем доске. Удар тяжелого, как кувалда, кулака обрушился на створку, и дерево загудело подобно большому барабану под колотушкой глашатая.
