Империя, которую мы потеряли. Книга 2 - [148]

Это кстати очень показательный и не единичный эпизод в истории публичной политики России. Родзянко в феврале 1917 года — сказал: вы все подчиняетесь мне — подчиняться ему не захотели, и так возникло Временное правительство. Ленин, едва только придя к власти, сначала разогнал Учредительное собрание, а затем — избавился даже от родственных ему левых эсеров. При Сталине — любая фракционность даже в пределах одной партии означала смерть. Явлинский, когда выпал шанс ему, поступил так же как и Милюков за сто лет до него — или Яблоко формирует правительство полностью или уходит в оппозицию. Это родовое пятно русской публичной политики — стремление к единоличному правлению. Нет в нашей истории ни одного примера, когда разные политические силы смогли бы сформировать успешное и долго работающее правительство. Любой российский оппозиционный политик борется не с диктатурой, а с диктатором — и только до того момента, пока шанс стать диктатором не выпадает ему самому. И он этот шанс не упускает. Большевики всего за двадцать прошли путь от практически анархии до одного из самых жестоких тоталитарных режимов в истории.

Это первое. Второе.

Обратите внимание — Милюков фактически делает революцию — но он не то что не революционер — он даже не республиканец. Более того, на его примере можно отчетливо видеть его политическое кредо. Он делает и отстаивает то что, по его мнению, нужно России. А не то, что хотят люди, его возможные избиратели.

Вот это вот — важнейшая особенность русской публичной политики. Политики в ней — делятся на тех, которые стараются говорить избирателям правду и тех, кто изначально избирателям лжет. Но в ней практически не бывает политиков, которые готовы выполнять то, чего хотят избиратели. В русской политике — политики говорят, что нужно делать — а избиратели вынуждены гадать, лжет политик или нет. Но сами они права предлагать — лишены, они могут только выбирать. И да, российская политика — закрытая каста, куда попасть непросто, что тогда что сейчас.

Вот это вторая глубинная особенность русской национальной политики, которую отчетливо видно на примере Милюкова. Российским политикам в принципе чужда идея народовластия. И очень близка идея элитаризма, вопрос только в том, как, кем, на каких принципах комплектуется элита. Причем идея народовластия в одинаковой мере чужда и Пуришкевичу, и Милюкову и Гучкову и Ленину. Все они сходятся в одном — править должны не представители народа, а некие «лучшие», разница лишь в том, что для одних лучшие — дворяне, для других националисты, для третьих — беззаветно преданные делу партии.

Что касается самого народа — нет, их нельзя обвинить в народофобии. Но если посмотреть на их отношение к народу — вы с удивлением поймете, что и оно — совершенно одинаковое. В их понимании, народ у нас хороший, добрый, в истории много пострадавший. Вот только наивный слишком и неиспорченный. И потому — сам править он не может, и выбрать нормальных представителей, чтобы править — тоже не может. Должно пройти много времени для того чтобы народ наш стал способен отличать политическое добро от политического зла, а политических праведников — от грешников. И пока — народ не готов к реальным выборам, его надо менять, его надо воспитывать. А пока — власть должны осуществлять лучшие люди страны. От имени этого народа и во благо народа.

Вот в этом — кардинальное отличие нас от, скажем, отцов-основателей США. Отцы — основатели США исходили из того, что народ есть таков, каков он есть и его не надо искусственно улучшать. И что народ, каким бы он ни был — здесь и сейчас способен сам позаботиться о себе и избрать представителей, которые смогут осуществлять власть. И это — один из краеугольных камней американской государственности — люди должны сами заботиться о себе и выбирать власть в том числе. Мы же к этому не пришли и в двадцать первом веке. Практически в любых мемуарах любого русского политика — можно найти «народ не готов», «о народе надо заботиться». Сам Милюков — несмотря на то, что был отцом февраля — понимал ситуацию именно так.

И в критический момент — это дало о себе знать самым страшным образом. Когда они остались друг напротив друга, с одной стороны — сбросивший Царя русский политический класс (и Совет рабочих, матросских и солдатских депутатов в том числе) и вышедший на улицы народ, во главе со взбунтовавшимися солдатами гарнизона и матросами Балтийского флота — русский политический класс начал лихорадочно думать: как же загнать народ обратно в стойло. Они думали об этом, разница между Лениным и Керенским была только в этом — одному надо было загнать сейчас, другому — чуть погодя, Ленину надо было силами народа спихнуть и февральскую власть. И все прекрасно, в общем-то, понимали, чего хотят люди. Мира — во что бы то ни стало. И к этому все шло. Но одного звонка президента Вильсона хватило, чтобы все переиграть. Для любого русского политика — то что говорил Вильсон было важнее того что говорил народ.

А Ленин… Ленин это просто следующая ступень. Политическая уголовщина. Которую можно выразить одной фразой — дай народу то, что он хочет и неважно, насколько это дико, потом все равно сумеешь отнять. Народ хотел мира — народ получил мир. Брестский. А потом и войну. Великую отечественную.