Империя из песка - [33]

По силе ощущений это можно сравнить с брызгами прохладной воды в жаркий летний полдень: синонимом облегчения.

Едва мы выходим из джунглей, как Хоуп настороженно выпрямляется. Слежу за ее взглядом – она смотрит туда, где была лодка.

– У меня галлюцинации, – произносит Хоуп глухо, – или наша лодка превратилась… в обломки?

– Вряд ли это галлюцинации, – отзываюсь я.

Впрочем, я допускаю, что нас вполне может глючить.

Однако я вижу, что нашей прекрасной зеленой лодочки, лениво лежащей на песке, уже нет. Есть только груда хлама – обломки, которые постепенно уносит в океан.

Дыхание перехватывает, к глазам подступают слезы. Не то чтобы я постоянно думала, что у нас есть способ убраться с острова, если что-то пойдет не так, но на меня накатывает именно такое разочарование. Увы, я тоже должна признать: что-то действительно идет не так.

И наверное, было бы неплохо иметь путь к отступлению.

Оставляю тревожные мысли при себе. В конце концов, мы оказались здесь по моей вине. Да, девчонки согласились с моим планом, но лишь потому, что я всеми силами их убеждала: дескать, остров того стоит. Я убедила в этом и себя. И во что я их втянула? Мы потеряли Финнли. Нас мучил ядовитый мох, кровожадные жуки и растения-щупальца, насылающие кошмары.

Но мы будем вспоминать все, что нам довелось вынести.

Это того стоило, будем повторять мы.

Конечно, мы покроемся новыми шрамами, как на теле, так и на душе, причем куда более страшными, чем прежде. Может, мы даже погибнем раньше, чем осознаем, насколько провальной была моя затея.

Алекса пинает песок, сунув кулаки в карманы шорт. На лице буквально написано: это война.

– Я разведу костер. – Алекса разворачивается на пятках и уходит, не оборачиваясь. – Если есть желание – присоединяйтесь.

Хоуп бросается в противоположную сторону, к прибою и обломкам лодки. Забравшись по пояс в воду, она кое-как пытается сорвать с гика парус.

А я стою в оцепенении и разрываюсь, не зная, то ли спасать частички нашего прошлого, то ли сломя голову бежать к настоящему.

Я никогда не умела отпускать.

30

Когда огонь разгорается, потрескивая, а дым уплывает к звездам, мы собираемся вокруг костра, усевшись на парусе, который мы вместе с Хоуп вытащили на берег. Съедаем последних кузнечиков – Алекса обнаружила, что они зацепились лапками за нитки и остались в кармане. Кипятим воду из ручья в металлической кружке, которую притащили из лодки еще в первый день. Обувь, изорванная и перепачканная запекшейся грязью, сохнет у огня. Кожа на пальцах ног сморщилась из-за дождя. Но песок вокруг нас странным образом ни капли не намок.

Я бездумно рисую на нем линии длинной палочкой, размышляя о том, насколько лучше мы себя бы почувствовали, если бы раздобыли зефир. Притворяюсь, что мы девочки-скауты, которые устроили ночевку у берега. Наши отцы гуляют где-то неподалеку, стоит только позвонить – и за все случившееся нас наградят россыпью знаков отличия.

Сомневаюсь, что существуют знаки отличия, которые вручают за выживание в древних храмах с высокотехнологичными лазерными системами. Или вообще за выживание на подобном острове.

Я больше так не могу. Я должна хоть что-то сказать. А если меня обвинят? Ну и пусть: ничего не поделаешь, лучше уж во всем разобраться.

– Здесь творятся… – Не уверена, как продолжить, ведь то, что приходит мне на ум, звучит слишком мягко. – Странные дела. Да?

Обращаюсь к огню, представляя, что это мой единственный слушатель. Пишу на песке: И-Д-Е-Н.

– Давно у меня настолько паршивого дня не случалось. – Голос Алексы звучит непривычно тихо – в нем еще чувствуется сила, но она готова в любую секунду померкнуть, как свет звезды или уголька. – Может, даже вообще никогда.

Прикусываю язык. День выдался жуткий, но ведь не самый кошмарный, верно?

Сегодня, например, мне никто не вручал склянку с кровью отца. Не приходилось лицезреть смерть Берча.

– Что ты увидела в джунглях? – спрашивает Хоуп. – Ты твердила и твердила, что тебе жаль.

Вскидываю голову. Должно быть, эту сцену я пропустила. Где-то между приветственным-тире-прощальным поцелуем Берча и моим разбившимся сердцем.

– Зеро, – коротко произносит Алекса и сразу добавляет: – Понимаю, вы считаете, что если я из Стаи – была из Стаи, – то не имею права говорить о неприятных воспоминаниях того дня.

Она тоже обращается к костру. Наверное, считает, что признание, попав прямиком в пламя, сгорит вместе с виной.

– Но мне было тяжело. Думала, хуже не станет, но сегодня… когда пережила его снова… и увидела Касса…

Ее голос срывается, словно боль воспоминания вдруг загустела прямо в горле и не дает словам выплеснуться наружу. Мы терпеливо ждем.

– Я решила, что если получу власть, то смогу его спасти… найти нетронутый клочок мира, где мы сможем остаться вдвоем, – рассказывает Алекса огню. – Но именно поэтому я должна была накинуть ему на шею петлю, оттащить его в бараки. Он не сопротивлялся. Он мне доверял. Я обещала, что найду способ и мы вырвемся на волю. И потом, – Алекса говорит еще тише, едва шевеля губами, – взрывы и прочее… таков был наш план побега.

Хоуп каменеет, складывая все фрагменты воедино. Но вместо того, чтобы потребовать объяснения или отдельное место ночлега, спрашивает: