Империя Хунну - [90]

(12) Изменилось количество собраний хуннской элиты. К трем традиционным (зимой, весной и осенью) добавилось еще одно.

«После того как южный шаньюй изъявил покорность [Хань], стали совершаться еще жертвоприношения ханьскому императору. Используя жертвоприношения, [сюнну] собирали все кочевья, обсуждали государственные дела и устраивали развлечения — скачки лошадей и бег верблюдов»[929].

К сожалению, не имеется таких же подробных сведений о Северной конфедерации хунну. Вероятно, это связано с тем, что китайским разведчикам по каким-либо причинам не удалось получить столь же исчерпывающую информацию о северном противнике, что и о ближайшем соседе — южных хунну. Однако, если судить по косвенным данным, политическое устройство северных хунну было аналогичным. У них также существовало дуальное деление (об этом, в частности, свидетельствует титулатура), система высших рангов в четыре и шесть «рогов», аналогичная южнохуннской система наследования, перечисляются известные в имперский период титулы и производные от них: лули-ван, жичжу-ван, юцзянь цзо сянь-ван, вэньюйту-ван, вэньду-ван, удуцзюй-ван, вэньюйцзянь-ван, гудухоу, цец-зюй и др.[930].

Таким образом, имеются все основания допустить, что социально-политическая организация Северной и Южной конфедераций если и не совпадала в деталях, то в главном была очень похожей. Правда, Северная хуннская конфедерация изначально была раза в два-три крупнее Южнохуннской. Шаньюй Би, расколовший империю на Север и Юг, имел 40–50 тыс. воинов и, следовательно, 200–250 тыс. человек[931]. Примерно столько же было у южных хунну спустя полвека[932]. Однако северные хунну дважды (в 87 и 89 гг.) теряли по 200 тыс. человек, а в 91 г. около 100 тыс. юрт (т. е. не менее 400–500 тыс. человек) перешли к сяньбийцам[933]. Следовательно, при всей условности китайских подсчетов численности кочевников северных хунну должно было быть в несколько раз больше, чем южных (более близким к истине мне представляется число в 500–700 тыс. человек[934].

Северный шаньюй пытался следовать традиционной дистанционной политике кочевников в отношении Китая. В 51, 52 и 55 гг. он тщетно пытался заключить «Договор о мире, основанном на родстве». Императорский двор упорно не шел на заключение договора, а ханьские «подарки» были ничтожно малы в сравнении с демонстративно щедрыми дарами южному шаньюю[935]. Это существенно снижало престиж северного шаньюя в глазах подданных; алчные до шелка, изысканных продуктов и иных диковинок кочевники понемногу стали откочевывать в пределы Южной конфедерации.

Шаньюй был вынужден сменить тактику. Примерно на рубеже 50–60-х гг. I в. н. э. северные хунну возобновляют набеги на Китай. Набеги оказались результативными. Трудно сказать почему, но в данной ситуации южные хунну не смогли выполнить функции буферной политии между Монгольской степью и Китаем. В результате в 63 г. н. э. ханьская администрация пошла на заключение официального договора с шаньюем Северной конфедерации, а также на открытие приграничных рынков. Данное решение оказалось политической ошибкой китайских дипломатов. Официальное признание со стороны Китая существенно подняло престиж северного шаньюя. С юга потянулись недовольные китаизацией номады. Набеги и грабежи продолжались. Кочевники до того затерроризировали приграничное население, что, по словам Фань Е, в Хэси ворота городов держались закрытыми даже в дневное время[936].

Положение изменилось только в конце 70-х гг. I в. н. э. В этот период, как сообщает «Хоу Хань шу», «северные варвары ослабли, их сообщники отложились»[937]. Возможно, это было обусловлено следующими причинами. Во-первых, косвенные данные указывают на ослабление власти и престижа северного шаньюя. С 83 г. н. э. упоминаются случаи откочевок на юг. С каждым годом их становилось все больше и больше. Можно предполагать, что ухудшение положения шаньюя было связано с тем, что: (1) прекращение набегов прекратило приток в Халху земледельческо-ремесленной продукции; (2) южные хунну перекрыли и другой канал поступления нескотоводческой продукции в степь; они активно мешали приграничной торговле между ханьцами и северными хунну[938]; 3) не исключено, что откочевки являются также и следствием начавшихся усобиц (последние, правда, могли быть обусловлены первыми двумя причинами: вожди перестали получать подарки из рук шаньюя, а простые номады потеряли возможность торговать или участвовать в набегах). Во-вторых, как часто бывает, вмешалась природа. В 88 г. Халха-Монголию постигло нашествие саранчи. В-третьих, южные хунну стали для китайцев не столько надежным буфером от набегов кочевников из-за Гоби, сколько опытным союзником в организации карательных рейдов на свою историческую родину. В-четвертых, внешнеполитическая обстановка сложилась исключительно против Северного хуннского союза. В этот период территории Монголии подвергались постоянным нашествиям со всех сторон: «южные кочевья (хунну. — Н.К.) нападали на них спереди, динлины совершали набеги сзади, сяньбийцы нападали с левой, а владения западного края — с правой стороны»