Империя Хунну - [25]

.

Наконец, известно, что народы, зависимые от хунну, были обязаны поставлять воинские контингенты для участия в боевых действиях на стороне метрополии кочевой империи или выполнять аналогичные обязанности на своей территории[226].

Следует оговориться, что такое положение существовало не всегда. В периоды кризисов и ослабления хунну народы, зависимые от державы, переставали платить дань, поставлять воинские формирования и даже сами (и/или в сговоре с китайцами) совершали набеги на владения бывшего сюзерена. Но как только ситуация внутри метрополии кочевой империи стабилизировалась, карательные рейды хуннских полководцев возвращали бунтовщиков и изменников к покорности. Такая ситуация сохранялась практически до распада Хуннской империи в середине I тыс. н. э.

Глава 2 Экономическая организация

Кочевое скотоводство

Основные черты экстенсивного скотоводческого хозяйства мало изменились с течением времени. В жестких экологических условиях пастбищных экосистем были выработаны специфические способы адаптации к природной среде, которые подверглись лишь некоторым изменениям на протяжении столетий. Специальные исследования по сопоставлению экономики древних, средневековых и более поздних кочевников показывают, что видовой состав стад и процентное соотношение различных видов, протяженность и маршруты перекочевок во многом детерминированы структурой и продуктивностью ландшафта. Это прослеживается при сравнении средневекового населения и жителей недавнего прошлого Северной Каракалпакии, древних сарматов и калмыков этапа нового времени, ранних и поздних кочевников Казахстана, населения Тувы I тыс. н. э. и ХIХ — начала XX в., кочевников Южного Приуралья и Калмыкии в различные эпохи, монголов периода империи и современности[227].

По этой причине представляется возможным привлекать историко-статистические и этнографические данные по номадам нового и частично новейшего времени для реконструкции экономических, демографических, социально-политических структур и процессов у кочевников, проживавших на данной территории в эпохи древности и средневековья[228].

Наиболее общие сведения о скотоводческой экономике хуннского общества содержатся в первых строках 110-й главы «Ши цзи»[229]. Перевод этого фрагмента вызвал значительные разногласия среди исследователей. Н.Я. Бичурин перевел его так: «Из домашнего скота более содержат лошадей, крупный и мелкий рогатый скот; частью разводят верблюдов, ослов, лошаков и лошадей лучших пород»[230].

Н.В. Кюнер предлагает данный фрагмент перевести несколько иначе: «большинство их скота — лошади, коровы и бараны. Что касается их необычного скота, то [он состоит из] верблюдов, ослов, мулов и отличных коней»[231].

В переводе B.C. Таскина этот отрывок выглядит так: «Из домашнего скота у них больше всего лошадей, крупного и мелкого рогатого скота, а из редкого скота — верблюдов, ослов, мулов, калров, тоту и таны»[232].

В интерпретации де Грота tcamipoe следует переводить как мулов, a momy как лошадей. Термин таны де Грот не переводит[233].

B.C. Таскин посвятил специальную статью, посвященную разбору названий трех последних животных[234]. По его мнению, слово ка/nip скорее всего обозначало «лошак», то есть помесь лошади с ослом. Термин тоту, по всей видимости, обозначал «пони», древнетюркское слово таны — «кулан».

Таким образом, из рассмотренного фрагмента летописи следует, что хунну вели традиционный образ существования для кочевников-скотоводов. Состав стада был классическим для кочевников-скотоводов евразийских степей и включал все пять основных видов разводимых номадами животных: лошадей, овец, коз, верблюдов и крупный рогатый скот (буряты, например, называли данное явление табан хушуу мал, т. е. «скот пяти видов»[235]). Помимо этого у хунну имелись и другие виды разводимых животных.

Из всех видов домашнего скота лошадь имела для кочевников наиважнейшее экономическое и военное значение. Не случайно именно там, где получило распространение так называемое «всадничество» (в Евразии и Северной Африке; причем для афроазиатского номадизма роль лошади выполнял верблюд), кочевники играли важную роль в военной и политической истории до-индустриальных цивилизаций[236].

Н.Э. Масанов отмечает и другие положительные качества лошади: рефлекс стадности, способность к тебеневке, подвижность, сила и выносливость, способность терморегуляции, самовыпаса, необязательность ночлега и т. д. В то же время он фиксирует ряд черт, осложнявших расширенное использование лошади в скотоводческом хозяйстве: необходимость большого числа пастбищ и частых перекочевок, замедленный цикл воспроизводства (сезонность размножения, беременность 48–50 недель, поздний возраст полового (5–6 лет) и физического (6–7 лет) созревания, низкий (всего до 30 %) процент выжеребки, избирательность в воде и кормах и пр.[237].

Исследования палеофаунистических останков показывают, что хуннские лошади (Equus caballus) по своим экстерьерным свойствам близки к лошадям монгольского типа. Высота в холке тех и других равнялась 136–144 см[238]. Монгольские лошади были небольшого роста, неприхотливы, выносливы и хорошо адаптировались в местных суровых природно-климатических условиях. Лошадь использовалась для верховой езды, перевозки грузов, а у бурят — дополнительно в работе на сенокосе. Важную роль выполняла лошадь при пастьбе скота зимой. В случае образования снежного покрова лошадей пускали на пастбище первыми, чтобы они своими копытами разбили плотный покров и добрались до травы (тебеневка). По этой причине для нормального выпаса овец и крупного рогатого скота соотношение лошадиювцы в стаде должно быть не менее чем 1:6. В целом лошадь играла важнейшее место в хозяйственной и культурной жизни номадов, что нашло отражение в фольклоре и обрядовой жизни. Не случайно богатство монголов, бурят, как и других кочевых народов, определялось количеством у них лошадей