Империя Гройлеров - [55]

Старший опоссум завилял хвостом. «Н-да, переворот вот так сразу не получился, – лихорадочно размышлял он. – Все опоссумы, клявшиеся мне в верности до гроба, вполне довольны тем, что вернулись к своей природной пище. Да и хорьки что-то не жаждут испытать на себе зубы Великого Хоря и его сытых охранников».

Но потому и считался Опус умнейшим из всех слуг Великого Хоря, что умел просчитывать возможную неудачу. И в итоге даже ее обращать себе на пользу.

– Ну хорошо, предположим, что это я написал и расклеил всю эту чушь несусветную, – осторожно заговорил Опус и отпрянул, увидев, как сверкнули глаза у Великого Хоря. – Я сказал – предположим, только предположим, о сиятельный!

– Предположим, – угрюмо кивнул директатор. – И что из того следует дальше?

– А то, что это была спланированная мною провокация! Проверка ваших подданных на предмет верноподданства! – путаясь в словах, принялся с жаром объяснять свой якобы хитроумный, якобы истинный замысел старший опоссум. – И вот, как видите, все вам остаются покорны, никакого возмущения в государстве не произошло!

– Но вполне могло произойти! – рявкнул Великий Хорь.

Опус расплылся в елейной улыбке:

– А вот чтобы этого никогда и ни при каких обстоятельствах не случилось, я предлагаю вам, о повелитель, предвосхитить возможный бунт и навсегда утвердить свою единоличную власть! Это, собственно говоря, и будет вытекать из произведенной мною проверки населения на верноподданность.

– Да? – с сомнением покачал головой директатор. – И что же ты придумал?

Опус почтительно и вместе с тем – горделиво, положил перед Хорем исписанный листок.

– Я тут набросал кое-какие тезисы, – небрежно пояснил опоссум. – Для вашего выступления перед общественностью. Ммм… Пока вы изучаете мои каракули, можно мне еще баночку этих славных консервов?

И, видя, что Великий Хорь погрузился своим грузным умом в чтение, Опус беспрепятственно извлек из сундука вожделенное лакомство.

Уже на следующий день по приказу князя-директатора все крысы, хорьки и опоссумы собрались на поляне перед монаршим Холмом. Было так тесно, что кое-где слышались жалобные попискивания придавленных зубастиков.

Харя Хоря высунулась из круглого отверстия норы, директатор грозно оглядел сонмище подданных.

– Слушайте все и запоминайте! – проревел повелитель. – По моему княжеству стали ходить слухи, будто я не хорь, а какая-то помесь. Так вот! Да, я не обычный хорек большого размера! Я не хорек!

Гул прокатился по обширной поляне. Сотни крыс, хорьков и опоссумов переглядывались, взволнованно перешептывались или просто издавали удивленные возгласы. Толпа и не заметила, как «Ударная дюжина» опоссумов бесшумно окружила ее со всех сторон, выставив вперед раструбы своих шлангов, тянущихся за спину, к сумкам с парализующим газом.

– Во мне, существе уникальном и неповторимом, кипит кровь всех представителей хищных зубастиков! – продолжал реветь директатор. – Я в одном лице представляю все население острова! Я и хорь, я и опоссум, я и крыс! Я – это наше княжество, а наше княжество – это я!

От этого заявления, прогремевшего над поляной, сотни собравшихся впали в ступор – даже безо всякого парализующего газа.

– И даже бобровая струя во мне присутствует! – глянул директатор в сторону отдельно кучковавшихся бобров. – Слушайте дальше и потом не говорите, что вы не слышали! Отныне и навсегда я принимаю на себя новое имя – Великий Хорив! Наше княжество с сегодняшнего дня – не княжество, а хориват! И называется мой хориват – страна Хорор[18]!

«Хрр, хрр, хрр…» – прокатилось по разношерстной толпе зубастиков.

– Мы посеем уныние, ужас и трепет перед нами во всех сопредельных государствах! И, наведя ужас, будем диктовать им свою волю! – взвизгнув, закончил свое программное воззвание Великий Хорь, а отныне – Великий Хорив.

После недолгой тишины, повисшей над поляной, сонмище хищных зубастиков услышало то, чему отказывались верить уши:

– А теперь, собратья мои, все вы, дорогие мне зубастики, хищные и нехищные! – торжественно возгласил Великий Хорив. – Я предлагаю вам немедленно и добровольно проголосовать за все, что я сейчас объявил!

«Голосовать? Что это? Как это?» – прокатилось по стиснутым мохнатым рядам.

– Голосуем! – протявкал Опус, стоящий прямо под отверстием хорьей норы.

И взмахнул лапой…

Парализующий газ со свистом и шипением вырвался из двенадцати раструбов, которые направили на толпу окружившие ее «ударники». Сотни крыс, хорьков и бобров беспорядочно валились друг на друга, теряя сознание. Лишь опоссумы, не входящие в «Ударную дюжину», изумленными изваяниями возвышались над штабелями ввергнутых в летаргию зубастиков. На них газ, производимый такими же опоссумами, конечно же, не подействовал.

Бойцы-ударники, побросав опустошенные газовые баллоны, принялись деловито сновать между лежащими вповалку хорьками, крысами и бобрами. Они торопились, но действовали четко и слаженно. Тела и мускулы поверженных соотечественников еще не отвердели, были теплыми и мягкими. Но это ненадолго: минута-другая, и парализующий газ довершит свое дело, и мышцы зубастиков, впавших в летаргию, окостенеют.

Пока этого не случилось, «ударники» поднимали вверх правые передние лапы бесчувственных крыс, хорьков и бобров, и именно в таком положении они и закостенели. Прыткий Опус еле успевал вести подсчет голосов «за» безоговорочное принятие всех объявленных Великим Хоривом нововведений.