Империя Гройлеров - [21]

Гройлерный порядок —

Вот закон для всех!

Эй, долой наряды —

Петышки и мех!

Что верно, то верно: тринадцать опоссумов оставили половину своего меха на непокоренной территории Империи Бройлеров…

Глава шестая Профессор Алектор и доцент Петел в пылу полемики

Итак, отшумели войны с Княжеством Хищных Зубастиков, и в Кур-Щавеле, равно как и в Империи Гройлеров, казалось, все по-прежнему шло своим чередом. Так что мы вполне можем вернуться в тот солнечный день, когда профессору Алектору и доценту Петелу совершенно случайно оказалось по пути. Но вот только куда – по пути?

Что за вредоносное для науки создание – этот докучливый, как вошь, доцент! «Окольцовцы» только из-за неистребимого занудства «кукарекуна» позволили ему называться Петелом – махнули рукой, сказав привычное: «Пусть будет…» Напомним, что доцент взял себе имя Петел после упомянутого историко-лингвистического открытия, что, мол, понятие «петел» куда древнее, чем привычное «петух».

А до этого почти все кур-щавельцы звали доцента просто Кука. Или Чика. Ну, про Куку все вроде понятно: Кука рек… А почему Чика?

Вот почему.

Еще будучи беспризорным куренком, он любил бегать на единственную в стране железнодорожную станцию «Курочки-1». Зачем? Да чтоб поглазеть на разгрузку ящиков с гудроном, что привозили из соседней Империи Гройлеров по железнодорожному туннелю. Туннель сей был проложен в горном хребте, разделявшем государства, но в любой момент мог быть перекрыт как с той, так и с другой стороны тяжеленными бревенчатыми заслонками.

Что и делали миролюбивые кур-щавельцы всякий раз, пропустив в тоннель либо свой состав с пшеном, либо – гройлерный с гудроном. Пробить толстые бревна со стороны неприветливой империи не мог ни грейдер, на каток, ни гудроноукладчик.

– Эй, чикен-фри, вали отсюда! – орал на юного ротозея бригадир грузчиков-гройлеров, приехавших вместе с товаром – гудроном.

Каким-то образом слова бригадира гройлеров стали известны в Кур-Щавеле. И закрепилось за будущим доцентом прозвище Чика.

Может, именно с тех пор он и стал отъявленным курофилом, скрупулезным и страстным ревнителем курояза? Может, обидная иностранная кличка и определила весь его жизненный путь и характер?

Как бы то ни было, Чика-Петел-Кука до хрипоты возвышал свой клекот против любых речевых заимствований.

Он со всей присущей ему энергией вел свою борьбу с новоязом, с импортными словечками и выражениями. А «просачивались» они в общество Кур-Щавеля отчасти из Империи Гройлеров, отчасти – из Княжества Зубастиков. Первые, как было сказано, поставляли в Кур-Щавель гудрон. Якобы для заливки соломенных кровель курятников, хотя на самом-то деле никто в городе даже и не думал поливать свои душистые соломенные крыши вонючим расплавленным варевом. Так и сваливали ящики с твердым гудроном на задворках Кур-Щавеля…

Зачем покупали? Ну как же… Договор-то заключен на века… Раз уж в мыслительном центре «Куриные мозги» так решили, то что ж теперь… Пусть будет.

Но вместе с гудроном проникли в Кур-Щавель такие словечки – ну прямо-таки сорные, как лютики. Словно лютиковая пыльца, разносились они по куриным мозгам. «Бодибилдинг», «мировая интеграция», «юнисекс», «имидж», «лузер», «винтаж» и «визаж».

Особенно популярным среди курьей интеллигенции стало новомодное словцо «менталитет». Стоило кому-то в Национальном Мыслительном Центре «Куриные мозги» объявить в качестве довода, что, мол, «это не наш, не исконный менталитет», как предложение оппонента снималось с голосования, даже если оно, по сути, было дельным.

Почему? Да потому что… Ну как возразить хоть что-то мало-мальски толковое против такого понятия, как «ментальность»? На это ни у кого, включая Премудрого Плимутрока и профессора Алектора, просто клюв не открывался. Как прикажете спорить или бороться с фантомом, коим и был для абсолютного большинства кур-щавельцев этот пресловутый куриный менталитет?

С языковой культурой Княжества Хищных Зубастиков в Кур-Щавеле познакомились поневоле – во время короткой и победоносной для петушиного племени войны. «Напиться крови», «будем лопать мясо», «поглодаем косточки» – вот что вопили наступавшие на Кур-Щавель крысы, хорьки и опоссумы.

Так в Кур-Щавеле, особенно в среде молодежи, сложилось общение на некоем суржике – смеси куриного, гройлерного и «крысиного» языка (крысиным языком здесь именовали речь всех без разбора зубастых хищников).

И доцент Петел, надо отдать ему должное, неизменно восставал против любых искажений исконно куриной речи.

Поначалу именно это обстоятельство на какое-то время сдружило профессора Алектора с доцентом Петелом: ведь старый доктор наук тоже страсть как ненавидел всяческий новояз, суржик, на котором нет-нет да и начинали квохтать при нем студенты его университета.

Казалось, вот-вот в Мыслительном Центре «Куриные мозги» сложится нерушимый, лидирующий тандем Алектора и Петела, но… Петел хамски оттолкнул протянутое Алектором крыло дружбы. Критиканская натура доцента взяла верх над всеми другими соображениями, включая карьерные: Петел не утерпел и принялся ругательски ругать самого Алектора и его идеи – не потому, что имел какие-то здравые возражения, а лишь из присущей доценту вредности.