Империя Четырех Сторон - [35]

Брат, растолкав товарищей, вышел вперед и обнял его.

– Куда же ты пропал, Оторонко? Ты заставил мое сердце тосковать.

Он держал брата в объятиях очень долго. Группа носильщиков молча наблюдала за их встречей. Молчал и старый кипукамайок, а испанский верховой сумел, наконец, заставить своего коня стоять смирно. И тут брат солдата внезапно отстранился от него, не переставая держать Оторонко за плечи. Лицо его нахмурилось.

– Ты стоял в карауле на центральной площади. Ты знал, что идет война.

– Ну, судя по испанцу, – усмехнулся Оторонко, – ты теперь на другой стороне. Как и все эти люди.

– Нет, – печально и немного сердито сказал Уска. – Мы пленники. Война не окончена, она проиграна. Мы сейчас спасаем нашего императора. А что делаешь ты?

– Спасаю нашу империю, – промолвил Оторонко.

Кипукамайок внимательно наблюдал за разговором братьев. Он был не в силах утаить свой гнев, который поднимался в нем, как кипящее молоко в кувшине, поставленном на костер. Его спутники-носильщики, посмотрев в глаза кипукамайоку, испугались и расступились. Счетовод и чтец летописей шагнул вперед и громко выкрикнул:

– Так ты оставил своего командира? Ты совершил преступление, достойное смерти!

Носильщики вздрогнули и отступили от кипукамайока еще на один шаг. Всадник по-прежнему ничего не понимал.

– Да, но я нашел другого командира и повелителя. Более сильного и честного, чем тот, который заставлял меня сторожить пустую площадь посреди столицы.

– Нет! – закричал счетовод. – Нет у солдата другого командира, кроме того, который назначила ему Империя Четырех Сторон. А у командира есть свой командир, это тот, кто стоит на ступень выше. И так до самого Великого Инки. Это понятно?

Носильщики дружно закивали головами. Кивнул и брат солдата, все так же напряженно вглядываясь в лицо беглеца. За считаные мгновения он и нашел, и потерял. Нашел своего пропавшего брата. И тут же потерял его, потому что не мог доверять человеку, предавшему императора.

Кипукамайок поднял руку и указал пальцем на беглого солдата.

– Ты! – выдохнул он резко. – Ты!

Это прозвучало, как приговор. И носильщики правильно поняли его. Они бросились на Оторонко с дикими криками, которые разнеслись эхом по всему окрестному лесу, и даже птицы взметнулись вверх над кронами деревьев, услышав эти вопли. В руках у разъяренных людей Оторонко заметил невесть откуда взявшиеся палки. Но нет! За секунду до того, как подчиненные этого безумного счетовода дотянулись до беглеца, он успел заметить, что в руках у носильщиков часка-чуки. Это было страшное оружие. Длинную рукоять из тяжелой древесины украшала каменная звезда, которая оставляла на теле противника тяжелые раны. Часка-чуки это, по сути, булава, или, точнее, боевой молот. В руках любого солдата такой молот становился грозным оружием. «Солдата, но не простолюдина!» – догадался Оторо. Как только первый носильщик из этого отряда лихо крутанул часка-чуку в руке, дезертир осознал, что перед ним не рабы, а его товарищи по ратному делу, такие же упрямые и беспощадные, каким он сам был еще недавно. Странно было то, что испанец продолжал сидеть в седле, не предпринимая ничего, чтобы остановить грядущую расправу. Или же наоборот – возглавить ее. И только конь под ним снова нервно заплясал, подняв копытом облако пыли.

Первый удар Оторонко отразил весьма удачно. Он был хорошим солдатом и, пока служил в войске Великого Инки, внимательно выслушивал все, что говорили командиры, с точностью повторяя все, что они показывали. А говорили они вот что: если ты вдруг оказался без оружия, и тебе внезапно пришлось принять удар молотом, булавой или просто палкой, уклонись в сторону и прикрой голову так, чтобы оружие скользнуло по мягким тканям руки.

И Оторонко сделал так, как учили его на занятиях. Правой ногой он шагнул чуть в сторону от нападавшего, корпус наклонил вправо, а левую руку поднял под углом над головой. Если бы тяжелый наконечник пришелся по голове, то боль от удара была бы последним ощущением, которое испытал Оторонко. Но рука воина приняла на себя древко боевой булавы. Оружие, не причинив особого вреда, скользнуло по мягким тканям, и когда оно оказалось на уровне плеча, Оторонко неуловимым движением захватил его. Левая рука зажала молот под мышкой, а правая нанесла противнику сокрушительный удар по челюсти. Носильщик, опешив, отпустил свой молот и свалился набок в рыжеватую дорожную пыль. Но дальнейший ход этого сражения все еще был непредсказуем. Соотношения сил сторон были явно не в пользу дезертира.

Он завладел боевым молотом. Но ни один из ударов Оторонко не был точным. И все потому, что ему приходилось отбиваться от явно превосходящих сил противника. Теперь, сражаясь с носильщиками, он, наконец, смог посчитать их количество. Восемь бойцов размахивали оружием, девятый лежал на земле. Десятый, кипукамайок-счетовод, следил за битвой, гневно жестикулируя руками. Одиннадцатый, Уска, брат воина-дезертира, был не в счет. Он присел возле упавшего носильщика, обхватив свою голову руками от отчаяния и полного бессилия. Но был еще и двенадцатый – испанец в металлическом шлеме. Он слегка отрешенно наблюдал за сражением, но было понятно, на чьей стороне он выступит, если решит вмешаться.