Империя человечества. Время солдата - [243]

– Вот это да, – сказал он. – А приводы управления?

– В остальных, – махнул рукой Хикки. – Там же и шестнадцать тысяч выстрелов. Нам хватит, я думаю.

– Я пойду переоденусь, – заявила Ирэн.

Хикки проводил ее понимающим взглядом и перешел в кухню. В печи дозревала курица, зарезанная по случаю переселения. За птицами ухаживал старый пьяница из соседнего поселка, приезжавший по утрам. Хикки налил себе стаканчик виски, опрокинул его в пасть и присел на узкий подоконник.

Неожиданно где-то вверху раздался истошный вой тревожной сирены боевого корабля. Этерлен вернул оружие в ящик и недоуменно выпрямился.

– Что это за дьявольщина? – спросил он.

– Это радар в дежурном режиме, – отозвался из кухни Хикки. – Я выставил его на тридцать километров… наверное, учуял Лосси.

– А если нет?

Ответом Этерлену был негромкий шум. Генерал выбежал из дома, поднес к глазам руку и задрал голову. Из небес с легким шипением опускался черный остроносый силуэт. На сильно скошенном атмосферном киле катера жизнерадостно улыбалась рыжеволосая красавица, погруженная в нескромные девичьи удовольствия: Лоссберг одурел до того, что намалевал онанирующую дамочку поверх черно-золотых имперских крестов.

Это был его любимый «призрак» ТР-145 – трехместный катер-разведчик, стремительный, малозаметный и почти что бесшумный. По штату обычному «охотнику» такая машина не полагалась, но Лосси сумел выбить себе редкую игрушку и не упускал случая ею побаловаться. В сложившейся ситуации настоящий боевой катер мог очень пригодиться.

В черном боку машины распахнулся совершенно незаметный люк, из которого на землю выпал объемистый синий кофр. Следом за кофром молодцевато выпрыгнул и сам Лоссберг.

– Рому мне, рому! – потребовал он, заходясь смехом. – Меня чуть не поймала служба внешнего слежения. Еще немного – и они бы решили, что уже началось вторжение. Операторы видели ошибку в счислении, но никак не могли понять, то ли это цель, то ли у них мозги сдвинулись. Я все время уходил от луча, а они, бедные, наверное, руки себе намозолили. Но все-таки я могу точно сказать: контакта не было. Я прибыл на Аврору совершенно инкогнито, да…

– И слава Богу, – отреагировал Этерлен, иронично улыбаясь. – Чего орешь? Ром, кажется, в кухне.

– Ты хорошо управился, – сказал Хикки, поглядев на часы. – Быстро летаешь, я бы так не смог. Тут столько гравиполей, что мои штурманы иногда по два часа не могут войти в систему. И движение, как на перекрестке в Сити…

– Нужно «скользить» поверх полей, – объяснил Лоссберг. – И, главное, не бояться.

Он взял протянутый Хикки стакан и уселся за стол. В углах просторной кухни еще лежала неубранная пыль. Хикки не думал, что им придется задержаться в этом убежище надолго.

Ужинали в недолгих портлендских сумерках. Этерлен как следует выпил за упокой души своего друга, задумчиво пожелал всем спокойной ночи и убрался наверх, в тесную комнатку под самой крышей. С его уходом в кухне наступила тишина. Ирэн свалила тарелки в автомат, вытащила откуда-то столетней давности роман в кричаще-яркой обложке и уселась на веранде под мягким красным плафоном.

Лоссберг налил себе полный бокал – Бог знает, какой по счету.

– Хорошо, – сказал он, глядя, как течет в окно сизый дым сигары.

– Что – хорошо? – не понял Хикки.

– Так… идиллический вечер в загородном доме. У меня на Сент-Илере нет покоя от насекомых, а здесь, надо же, – никого. Сухо, наверное?

– На Авроре вообще мало вредителей.

– А у нас еще такие птички водятся, с шестью, зараза, крылышками. На свет летят тучами, и пищат, сволочи, всю ночь. Хм-м… Как жалко все это терять.

– Что ты имеешь в виду?

Лоссберг отпил пол-бокала, шумно выдохнул и затянулся.

– А ты не знаешь? Кто из нас выживет? Ты, я?

– Может быть, кто-то и выживет.

– Но не мы, это точно. Давай трезво смотреть на вещи, Хик: мы славно пожили. Вкусно ели, сладко спали, имели девочек…

– А жизнь теперь поимеет нас – ты это хочешь сказать?

– Смешно, Хик. Человечество прошло через свой Золотой век. Просто у нас эта беда случилась гораздо раньше, чем у прочих – мы сами знаем, почему. Да? Я не достал тебя своей философией?

– Отнюдь, я не прочь потрепаться на умные темы. Но неужели тебе действительно так уж жалко? Я думал, что у таких как ты вырабатывается привычка к смерти. К своей собственной в первую очередь, а? Или нет?

– Ja, ja, – хмыкнул Лоссберг. – если б все было так просто, то меня бы уже сто раз укокошили. Привычка к смерти – да, и еще сто раз да. Но быть солдатом еще не значит быть ходячим покойником. Я это понял лет так в двадцать пять, когда из моего курса осталось всего двести с чем-то человек. А выпускались – почти триста. За восемь лет упокоились все, кто привык к смерти с первого курса… и это в невоюющей Империи. А что будет, когда начнем воевать? Ведь мы же не умеем, и учиться не хотим. Сколько мы продержимся – лет пять, не больше? Сейчас Флот укомплектован молодой придурней, мечтающей героически погибнуть в первом же бою. А дальше? Ну, допустим, я умею выворачиваться из чужих прицелов. Таких как я, наберется еще десятка три. Еще, может быть, найдется пара сотен ребят, не стремящихся на тот свет раньше сроку… и все?