Imperium. Философия истории и политики - [45]

I

Жизнь есть постоянная битва между юностью и старостью, новаторством и традицией. Спросите Галилея, Бруно, Сервета, Коперника, Гаусса. Все они были представителями будущего, хотя при жизни так или иначе потерпели поражение от господствующего прошлого. Коперник, пока был жив, опасался печататься, чтобы его не сожгли как еретика. Гаусс завещал опубликовать свое освободительное открытие неевклидовой геометрии после своей смерти, опасаясь возмущения невежд. Поэтому неудивительно, что материалисты, понося или окружая заговором молчания, отказывая в публикации или доводя до самоубийства, как в случае Хаусхофера, преследуют тех, кто мыслит в духе XX века и при этом опровергает методы и умозаключения материализма XIX века.

Взгляд на историю, присущий XX веку, должен пробиться сквозь руины линейной схемы, основанной на представлениях об истории как прогрессе от «Античности» через «Средневековье» к «Модерну». Я упомянул руины, потому что схема рухнула уже несколько десятилетий назад, но ее руины упорно обороняются. В них засели материалисты, посмертные представители XIX века, филистеры «прогресса», социальной этики, одряхлевшие адепты критической философии и разномастные идеологи.

Общим для них является рационализм. Доктрина их веры состоит в том, что история разумна, сами они тоже обладают разумом, и потому в истории все происходит и будет происходить в соответствии с их постулатами. Истоки этого трехстадийного взгляда на историю обнаруживаются у св. Иоахима Флорского, готического церковника, который выдвинул эти три стадии в качестве мистической прогрессии. Укреплявшемуся в своей неотесанности и бездушии интеллекту оставалось истолковать эту прогрессию в материалистически-утилитарном духе. Уже на протяжении двухсот лет каждое поколение почитало себя вершиной, к достижению которой стремился предыдущий мир. Становится ясно, что материализм — это тоже вера, грубая карикатура на предшествующую ему религию. Теперь эта вера низложена — не потому, что неверна, поскольку веру невозможно опровергнуть, но потому, что дух новой эпохи свободен от материализма.

Линейная схема более или менее удовлетворяла европейца до тех пор, пока он не знал ничего об истории помимо Библии, классических авторов и западных хроник. И даже тогда она бы не устояла, если бы не пребывала в забвении философия истории. Однако поток археологических изысканий, включая раскопки и расшифровку древней письменности Египта, Вавилонии, Греции, Крита, Китая и Индии, начался лишь немногим более столетия назад. Они продолжаются до сих пор и охватывают теперь также Мексику и Перу. Эти исследования продемонстрировали исторически ориентированной западной цивилизации, что она никоим образом не является уникальной в своем историческом величии, но принадлежит к группе высоких культур сходной структуры, столь же утонченных и великолепных. Из них западная культура стала первой обладательницей энергичного исторического импульса и географического положения, обеспечивших доскональное развитие археологии, которая теперь включает в сферу своей компетенции весь исторический мир подобно тому, как западная политика в одночасье охватила всю поверхность земли.

Результаты этих доскональных археологических исследований ломают старомодную линейную схему восприятия истории, совершенно неспособную вместить новое изобилие фактов. Поскольку существовала определенная географическая, если не историческая, общность между египетской, вавилонской, классической и западной культурами, их еще можно было втиснуть в привычную общую схему, убедительную для тех, кто в нее верил. Но с открытием истории культур, достигших завершения в Индии, Китае, Аравии, Мексике, Перу, эта схема перестала убеждать даже верующих в нее.

Более того, материалистический дух, постулировавший «влияние» предшествующих культур на последующие, тем временем иссяк, а новые психологические воззрения на жизнь признали первичность души, ее внутреннюю неприкосновенность и поверхностность внешних заимствований.

Параллельно невиданному всплеску археологической активности, которая сломала старую линейную схему, развивалось новое ощущение истории. Смена воззрений стала для западной цивилизации душевной необходимостью одновременно с исторической поисковой активностью, даже несмотря на то, что им суждено было полностью выразиться только после Первой мировой войны. Интенсивное углубление в прошлое было выражением того сверхличного ощущения, что тайная история не поддается старому линейному инструменту, что ее необходимо раскрыть, поэтому факты должны быть тщательно изучены в своей тотальности. По мере накопления новых фактов историки более высокого уровня расширили свой горизонт, но до самого конца XIX века фактически ни один историк или философ не рассматривал культуры как отдельные организмы: параллельные, независимые и равноценные в духовном отношении. Сама идея «культурной истории» была предвестником этих взглядов и предпосылкой развития воззрений на историю, присущих XX веку. Отказ от представления, что история есть только перечисление царств и сражений, союзов и дат, стал маркером новой эпохи. Возникло чувство потребности в «универсальной истории» как результате слияния последней с политикой, правом, религией, обычаями, обществом, торговлей, искусством, философией, войной, эросом и литературой в одном великом синтезе. Одним из первых выразил эту всеобщую потребность Шиллер, хотя и Вольтер, и Винкельман создали в этом духе свои специальные истории.