Imperium. Философия истории и политики - [44]
Физические факты, например сопротивление, кислотность, краснота, воспринимаются всеми. Жизненные факты недоступны человеку, имеющему окостеневший взгляд на историю и убежденному в том, что целью всех предыдущих событий было сделать возможной данную эпоху, и что единственный смысл истории — «прогресс». Остатки социальной этики, предвзятые исторические представления, утилитарные догмы — все это отсекает свою жертву от духовного (inner) участия в жизни XX и XXI столетий.
В нынешнем столетии открывается новая возможность — осмысление фактов, упущенных в предыдущие эпохи и в предыдущих культурах. При этом должны восстанавливаться не мелкие случайные детали, но общая схема необходимого органического развития. Наши знания о предыдущих культурах и их структуре позволяют восстановить картину развития одних культур по аналогии с другими. Но для нас, ныне живущих, важнее всего возможность восполнить пробелы, необходимые для завершения собственной культуры. Точно так же палеонтолог реконструирует в общих чертах целый организм по единственному фрагменту черепа. В обоих случаях процесс оправдан и заслуживает доверия, поскольку всех своих представителей жизнь создает по определенным образцам. На основании сохранившегося анонимного литературного труда, подходя творчески, можно воссоздать общий духовный портрет неизвестного автора. Разве нельзя сделать этого в отношении создателя «Книги о совершенной жизни» («Das Büchlein vom vollkommenen Leben»)? Точно так же период «крестовых походов» любой культуры можно реконструировать на основе знаний об этапах ее «реформации» или «просвещения».
Сферу мышления интересуют недостающие стадии ушедших культур и будущее нашей собственной, но деятельность ищет в прошлом только ключи к своей эффективности. Поэтому роль историографии и исторического мышления оценивается по их способности обеспечивать эффективность действия.
Чувство факта служит цели, только если отброшены догмы, социально-этические идеи и критические излишества. Для чувства факта существенно, что сотни миллионов людей на определенной территории верят в правоту конфуцианских доктрин. Чувство факта не видит смысла спорить, истинны эти доктрины или нет, независимо от значения, придаваемого истинности или ложности конфуцианства религией, прогрессистской идеологией и журналистикой.
Для писателя-историка XXI века самое важное в отношении клеток, эфирных волн, бацилл, электронов и космических лучей нашего времени будет состоять в том, что мы в них верили. Все эти понятия, которые наша эпоха считает фактами, для XXI столетия сожмутся в один факт, состоящий в том, что в свое время такой была картина мира культурного человека определенного типа. Так же мы смотрим на теории природы Аристарха и Демокрита в классической культуре.
Таким образом, факты тоже имеют свое субъективное и объективное содержание. Опять-таки, именно отношение между человеком и явлением обусловливает форму факта. Поэтому каждая культура имеет дело со своими собственными фактами, возникающими из ее собственных вопросов. Факт определяется тем, какой человек сталкивается с явлением: представляет ли он высокую культуру и какую именно, а также его принадлежностью к эпохе, нации, духовному и социальному слою.
В текущем 1948 г. факты Второй мировой войны в головах европейского культурного слоя — это одно, а в умах толпы, читающей газеты, — нечто совершенно иное. К 2000 г. взгляды сегодняшнего культурного слоя станут взглядами большинства, а независимым мыслителям к тому времени станет известно еще больше фактов о той войне, чем теперь этим немногим, поскольку одной из особенностей жизненных фактов является то, что на расстоянии — в данном случае, временном — их очертания проступают более четко. Мы больше знаем об истории Римской империи, чем Тацит, больше о наполеоновской истории, чем Наполеон, гораздо больше о Первой мировой войне, чем ее инициаторы и участники, а житель Запада в 2050 г. будет знать наше время лучше нас самих. Для Брута его мифические предки были фактом, но для нас важнее то, что он в них верил.
Таким образом, чувство факта как предпосылка исторического мировоззрения XX века возникает в виде поэзии жизни. Это прямо противоположно прозаической, убогой привязанности к материалистическим представлениям о том, что значение имеют лишь факты, подтверждающие «прогрессистскую» идеологию. Подобные представления не позволяют своим жертвам ощутить красоту и силу фактов истории, равно как и понять их смысл. XXI век, для которого новые исторические воззрения станут очевидными, сочтет фантастичной (если, конечно, обратит на нее внимание) веру людей прошлого в то, что вся предыдущая история была лишь приближением к их уровню. А ведь именно таковы были взгляды XIX века: целые культуры, вполне равноценные нашей собственной по истокам и духовности, жили и умирали только ради того, чтобы филистерская идеология «прогресса» смогла перечислить на школьной доске их «достижения» в виде нескольких идей или технических изобретений.
Несостоятельность линейных воззрений на историю
