Империум - [31]

Золотые веки Януса распахнулись…

Миних открыл глаза.

Незавершенный герб утонул в промозглом тумане набережной. Без венчающих его шлемов, знамен, щитодержцев и геральдики.

Что-то говорил офицер справа:

– …наступление в Молдавию принесло перелом. Я восхищаюсь вашей военной хитростью, фельдмаршал, это удар справа, при обманной атаке слева. Турки бежали за Прут, как побитые собаки от палки.

– До этого был Крым, – холодно сказал граф. – А уж он испил нашей крови. И у Перекопа, и Гезлева, и у Ахмечета, и у Бахчисарая. И у Очакова – мы омыли стены крепости кровью, и если бы не артиллерия…

– Если бы не вы! Идти в строю с батальоном, собственноручно установить гвардейское знамя на башне крепости!

– Солдатам нужен пример, нужен наставник и отец. И помощь небес, защита от проклятых тифа и чумы.

Золотой шпагой, осыпанной бриллиантами капель, прорезал тучи солнечный свет, и тут же колючая жменя ветра ударила в лицо, а с холодной Невы прилетел черный силуэт, словно истерзанный полупрозрачный плащ. Тень двигалась рывками, из стороны в сторону, но все-таки вперед, на Миниха. В последний миг она бросилась влево и упала на стражника.

Накрыла офицера, опала лепестками призрачных краев.

Точно сложившийся зонт. Секунду спустя чувства и желания офицера стали вторичны. Черный силуэт завладел телом.

Миних это видел.

Он один.

Фельдмаршал обернулся к шагающему за спиной Остерману, но не нашел в грузном лице соотечественника какого-либо беспокойства. Разумеется, кроме предстоящего четвертования. У Остермана отросла клочковатая борода, грязный парик прикрывала бархатная ермолка, а на плечах висела старая лисья шуба. «Жалкая хитрая лиса».

Идущие сзади офицеры охраны старались не смотреть в сторону Миниха. Словно что-то отталкивало их взгляды.

– Это не отвага, а безрассудство, – произнес чешуйчатым голосом офицер-тень. Чешуйки слов опадали, словно их счищали ножом. – У войска не должно быть отца – только хозяин. Остальное – смерть и бессмертие боя. А вошь в гриве льва ничем не храбрее вши в хвосте зайца.

Президент Военной коллегии при императрице Анне Иоанновне ощутил холод в сердце. Морозный ветер гулял в клетке ребер. Шаг Миниха сломался, он едва не споткнулся о брусчатку.

– Зачем ты здесь? Что изменилось? – хриплым шепотом спросил граф. – Эта дорога в один конец?

– Нет, – ответил демон. Миних видел, как глазное яблоко офицера трескается ручейками крови. Что сотворит с телом стражника тень? – Тебя ждет ссылка, Бурхард. Там, на плахе, тебя ждет ссылка.

– Да, ты говорил. В камере.

– Трубецкой равелин располагает к откровениям. Правда, не больше, чем к самоубийству. Но это не про тебя. Твое выбритое лицо очень красноречиво – охрана дала заключенному бритву, значит, не сомневалась, что ты встретишь смерть мужественно, а не от собственной руки в холодной камере. Но ты по-прежнему сомневаешься в моем пророчестве?

Миних покачал головой.

– Нет.

Собравшаяся за войсковым оцеплением толпа встретила Миниха и Остермана разношерстным гулом. Солдаты подбадривали и выражали восторг, пестрый люд жаждал расправы. Кудахтали старики, кричали мужики, гомонили дети.

Первым к плахе подвели старого фельдмаршала.

– Посторонись! – рыкнул Миних, двигаясь через строй. – Не видишь разве, кто идет?

Он решительно взошел по крепким, густо пахнущим свежесрубленным деревом ступеням, провернулся на каблуках и замер лицом к фасаду Двенадцати коллегий. Воздух пах смолой и табаком. Толпа – потом и предвкушением. Аудитор – пыльным париком и луком.

Лобное место окружили гвардейцы, не менее пяти тысяч. Миних приветствовал товарищей своей былой славы глубоким кивком и взглядом широко открытых глаз, окуриваемых порохом минувших сражений.

Демон, оставив офицера-чревовещателя утирать идущую носом кровь, вырвался из клетки человеческого тела и теперь бросался призрачными камушками в толпу. Тень отрывала кусочки темного тумана от своего силуэта, комкала и швыряла в зевак. Развлекалась. Один из «камушков» угодил Остерману в макушку, и вице-канцлер вздрогнул.

Фельдмаршал позволил себе прозрачную улыбку, которую словили и вознесли зрители.

Знать свою судьбу – не так уж плохо. Особенно, когда в прогнозах ошибается большинство, предвкушающее твою смерть.

Аудитор (из-за величественного, высокого роста Миниха казалось, что человек в парике стоит на коленях) зачитал приговор: «Рубить четыре раза по членам, после чего – голову».

Миних встретил его при деле – срывал с пальцев перстни и кольца, раздаривал их солдатам. Ждал, когда объявят новый вердикт, казнь заменят ссылкой, и он сможет спуститься на далекую-близкую землю.

По ступеням поднялись палачи.

– Вы можете произнести последнее слово, – сказал аудитор. Толстый палец ткнул вниз. – Они услышат его.

– Очистите меня от жизни с твердостью, – сказал он палачам. – Прощаюсь с вами с величайшим удовольствием…

С Миниха стянули плащ, положили на косо сколоченные брусья, стали привязывать к перекладинам.

Распяли на Андреевском кресте.

Фельдмаршал не сопротивлялся. Не мог поверить. Демон обманул его.

Оставалось одно – не потерять лицо. Смерть – она везде. Его – здесь и сейчас.

Миних услышал шепот тени, смесь ветра и собственного тяжелого дыхания.