Императрица Фике - [49]
— О! — произнес граф Волькра. — Постоянная история! Его апостолическое величество не может расстаться с этим его родственным добросердечием! Ну какая выгода нам вмешиваться в грязную соседскую историю?
«Однако нет! — подумал тут же граф Волькра. — Ведь это огонек в соседском доме. В России! Было бы весьма неплохо его раздуть?..»
На следующий же день, отпустив графа Волькра после аудиенции, Георг I, король Английский, шариком катался у себя до кабинету:
— Конечно, нужно царевича поддержать, в будущем он будет очень благодарен нам. Нужно укрыть его от отца-тирана. Иметь на русском престоле своего родственника, да еще благодарного — удобная вещь!
И, дернув за шнурок звонка, он приказал лакею:
— Попросите ко мне нашего камер-юнкера Бестужева.
Глава 11. Алексей Петрович Бестужев-Рюмин
Алексей Петрович Бестужев-Рюмин, камер-юнкер короля Англии, возвратясь с аудиенции, тонко улыбался, сидя за большим красного дерева письменным столом.
Он только что написал письмо царевичу Алексею Петровичу. Писал он по-русски, но так как было несомненно, что письмо будут читать в Лондоне и в Вене, он начал письмо почтительно и официально:
«Светлейший августейший наследный принц, милостивейший государь!»
Молодой вельможа остановился, положил перо, взял жалованную золотую с алмазами табакерку, со вкусом понюхал табачку, обмахнул платочком пышное над шитым камзолам жабо, снова взял перо, проверил расщеп на свет и стал писать:
«Так как отец мой, брат и вся родная мне фамилия Бестужевых пользовалась особой милостью Вашей, то я всегда считал своей обязанностью изъявить свою рабскую признательность и ничего так не желал от юности моей, как служить Вам!»
Он взглянул на окно — выпуклое стекло показалось ему не чисто вытертым. «Надо будет сказать дворецкому, плохо смотрит! Плохо!»
Перечитал последнюю строчку, поморщился:
«Пожалуй, грубовато? А? «Рабскую»… Но ведь надо же знать адресата!»
«Служить Вам!» Так! «Это принудило меня для соблюдения тайны моего такого желания вступить на иностранную службу, и вот я уже четыре года состою камер-юнкером у короля Англии. Как скоро я узнал верным путем, что Ваше Высочество находитесь у его цесарского величества, Вашего родственника, и я по теперешним конъюнктурам замечаю, что образовались две партии, причем воображаю, что Ваше Высочество при теперешних, очень важных обстоятельствах не имеете никого из близких слуг своих, я же чувствую себя достойным и способным служить в это ответственное время, посему я осмеливаюсь написать Вам и предложить Вам себя в Ваше распоряжение, как будущему государю…»
Камер-юнкер короля Англии Бестужев приостановился, подумал и стал строчить далее:
«Как будущему государю в услужение… Ожидаю только милостивого ответа Вашего, чтобы тотчас же уволиться от службы королевской и лично явиться к Вашему Высочеству…»
Фарфоровые часы французской работы, где на качелях, перевитых розочками, летали туда и сюда две пастушки, мягко отзвонили четыре. Алексей Петрович вынул из кармана брегет, сверил и закончил письмо так:
«Клянусь Всемогущим Богом, что единственным побуждением моим есть высокопочитание особи Вашего Высочества.
В ожидании приказаний Ваших остаюсь Вашего Высочества нижайший раб Алексей Бестужев-Рюмин».
Он легко поднялся с кресла и, кусая душистый платочек, подошел к окну.
«Кто в нужде друг — тот друг настоящий! — думал он. — К этому делу весьма торопиться надобно. А то потом разных господ набежит тут к Его Высочеству, как с ложками на кашу. Да и донесения из Санктпитербурху гласят — царь прихварывает. Дело идет к тому, чтобы из века сего в век будущий смотреть. Однако смотрите — а! Каштаны скоро уже стрелку дадут! Весна!»
Глава 12. Карл XII
— И то сказать, ваше величество, до Полтавы можно было бы с русским царем мир заключить более выгодным манером, нежели теперь, после Полтавы. Английскому правителю, герцогу Мальборо царь Петр тогда за мир со Швецией княжество любое в стране сулил, пятьдесят тысяч иоахимсталеров в год доходу, рубин индейский огромный да орден Андрея Первозванного. И только за то, чтобы он ваше величество к миру склонил. А ныне, после Полтавы, положение совсем иное…
Барон Герц остановился и посмотрел на своего повелителя внимательно. Шведский король Карл XII в сером своем сюртуке, с длинными локонами, висящими с парика, стоял спиной к нему и упорно смотрел в окно. Худая, длинная спина его ровно двигалась от дыхания… Но ежели мы, ваше величество, обычную стремительность атак ваших на дипломатическую осторожность переменим, то можно все же к этому миру должный путь сыскать. Из Голштинии родичи мои сообщают, что нынче наследник российского престолу царевич Алексей находится в Вене под протекцией у его величества императора, своего шурина, и что оная высокая российская персона отцом своим, царём Петром, гонима…
Король рывком повернулся от окна, локоны хлестнули по груди, серые водянистые глаза уставились прямо в худое лицо министра Герца:
— Что предлагаете, барон?
— Советую оного удобного случая не упускать! — отвечал министр, играя связкой печаток у часовой цепочки на розовом камзоле: белая его рука в кружевном рукавчике, с блестящими ногтями делала это отменно. — Оную персону — царевича Алексея — надлежит вам принять и обещать ей всяческие покровительство, — вполголоса говорил он. — Как сообщают из Вены, гигант московский в плохом здоровье. А кроме того, пишут, что в России всяких великих потрясений ожидать можно. Чернь русская к просвещению не склонна, зато легко бунты учинять может. А ваше величество, у себя царевича имея, легко может двояко маневрировать — либо с царевичем против царя Петра, либо, напротив, с царем Петром против царевича, прежде всего миру для Швеции добиваясь.
В историческом повествовании «Черные люди» отражены события русской истории XVII века: военные и дипломатические стремления царя Алексея Михайловича создать сильное государство, распространить свою власть на новые территории; никонианская реформа русской церкви; движение раскольников; знаменитые Соляной и Медный бунты; восстание Степана Разина. В книге даны портреты протопопа Аввакума, боярыни Морозовой, патриарха Никона.
Имя Всеволода Никаноровича Иванова, старейшего дальневосточного писателя (1888–1971), известно в нашей стране. Читатели знают его исторические повести и романы «На нижней Дебре», «Тайфун над Янцзы», «Путь к Алмазной горе», «Черные люди», «Императрица Фике», «Александр Пушкин и его время». Впервые они были изданы в Хабаровске, где Вс. Н. Иванов жил и работал последние двадцать пять лет своей жизни. Затем его произведения появились в центральной печати. Литературная общественность заметила произведения дальневосточного автора.
Серия «Русская зарубежная поэзия» призвана открыть читателю практически неведомый литературный материк — творчество поэтов, живших в эмигрантских регионах «русского рассеяния», раскиданных по всему миру. Китайские Харбин и Шанхай — яркое тому свидетельство. Книга включает стихи 58 поэтов, давая беспримерный портрет восточной ветви русского Зарубежья. Издание снабжено обширным справочно-библиографическим аппаратом.
Сборник произведений известного российского писателя Всеволода Никаноровича Иванова (1888–1971) включает мемуары и публицистику, относящиеся к зарубежному периоду его жизни в 1920-е годы. Автор стал очевидцем и участником драматических событий отечественной истории, которые развернулись после революции 1917 года, во время Гражданской войны в Сибири и на Дальнем Востоке. Отдельный раздел в книге посвящён политической и культурной жизни эмиграции в Русском Китае. Впервые собраны статьи из эмигрантской периодики, они публиковались в «Вечерней газете» (Владивосток) и в газете «Гун-Бао» (Харбин)
В детстве она была Софьей Олелькович, княжной Слуцкой и Копыльской, в замужестве — княгиней Радзивилл, теперь же она прославлена как святая праведная София, княгиня Слуцкая — одна из пятнадцати белорусских святых. Посвящена эта увлекательная историческая повесть всего лишь одному эпизоду из ее жизни — эпизоду небывалого в истории «сватовства», которым не только решалась судьба юной княжны, но и судьбы православия на белорусских землях. В центре повествования — невыдуманная история из жизни княжны Софии Слуцкой, когда она, подобно троянской Елене, едва не стала причиной гражданской войны, невольно поссорив два старейших магнатских рода Радзивиллов и Ходкевичей.(Из предисловия переводчика).
Роман «Серапионовы братья» знаменитого немецкого писателя-романтика Э.Т.А. Гофмана (1776–1822) — цикл повествований, объединенный обрамляющей историей молодых литераторов — Серапионовых братьев. Невероятные события, вампиры, некроманты, загадочные красавицы оживают на страницах книги, которая вот уже более 70-и лет полностью не издавалась в русском переводе.У мейстера Мартина из цеха нюрнбергских бочаров выросла красавица дочь. Мастер решил, что она не будет ни женой рыцаря, ни дворянина, ни даже ремесленника из другого цеха — только искусный бочар, владеющий самым благородным ремеслом, достоин ее руки.
Мрачный замок Лувар расположен на севере далекого острова Систель. Конвой привозит в крепость приговоренного к казни молодого дворянина. За зверское убийство отца он должен принять долгую мучительную смерть: носить Зеленый браслет. Страшное "украшение", пропитанное ядом и приводящее к потере рассудка. Но таинственный узник молча сносит все пытки и унижения - и у хозяина замка возникают сомнения в его виновности. Может ли Добро оставаться Добром, когда оно карает Зло таким иезуитским способом? Сочетание историзма, мастерски выписанной сюжетной интриги и глубоких философских вопросов - таков роман Мирей Марк, написанный писательницей в возрасте 17 лет.
О одном из самых известных деятелей Белого движения, легендарном «степном волке», генерал-лейтенанте А. Г. Шкуро (1886–1947) рассказывает новый роман современного писателя В. Рынкевича.
«На правом берегу Великой, выше замка Опочки, толпа охотников расположилась на отдых. Вечереющий день раскидывал шатром тени дубравы, и поляна благоухала недавно скошенным сеном, хотя это было уже в начале августа, – смутное положение дел нарушало тогда порядок всех работ сельских. Стреноженные кони, помахивая гривами и хвостами от удовольствия, паслись благоприобретенным сенцем, – но они были под седлами, и, кажется, не столько для предосторожности от запалу, как из боязни нападения со стороны Литвы…».